Но у миссис Стенфорт были явно другие заботы.
— Ты не видишь его, Берта? — после короткого ожидания спросила она снова.
— Нет, сударыня.
В эту минуту в конце площади раздались крики. Несколько сот человек выбежали из соседних улиц, и вскоре на площади собралась значительная толпа. В окнах гостиниц также показались любопытные.
— Вот он!.. Вот!..
Слова эти переходили из уст в уста, и они так совпадали с желаниями миссис Аркадии Стенфорт, что она воскликнула, как будто эти возгласы относились к ней:
— Наконец-то!
— Да нет же, сударыня, — в смущении проговорила горничная. — Это не вам кричат.
Да и в самом деле, — с какой стати толпа так горячо приветствовала бы человека, которого ожидала миссис Аркадия Стенфорт? С какой стати обратила бы она внимание на его прибытие?
Вое головы в эту минуту были подняты к небу, все руки тянулись вверх, все взгляды устремлялись к северной части горизонта.
Не прославленный ли болид появился над городом? Не собрались ли горожане на площади, чтобы приветствовать его по пути следования?
Нет. В этот час болид проносился над другим полушарием. А кроме того, если бы он и в самом деле сейчас пронесся в пространстве, то при дневном свете не был бы виден простым глазом.
К кому же тогда относились приветствия толпы?
— Сударыня!.. Воздушный шар! — воскликнула Берта. — Поглядите!.. Вот он выплывает из-за колокольни Сент-Эндрью.
Медленно спускаясь из верхних слоев атмосферы, показался аэростат, встреченный бурными аплодисментами толпы. Но к чему эти аплодисменты? Разве подъем воздушного шара представлял какой-то особый интерес? И были ли у публики основания для подобной встречи?
Да, несомненно были.
Накануне вечером этот шар поднялся в воздух, унося в своей гондоле знаменитого аэронавта Уолтера Брагга с его помощником. И поднялся Брагг с тем, чтобы попытаться произвести в более благоприятных условиях наблюдения над болидом. Такова была причина волнения толпы, жаждавшей ознакомиться с результатами этой оригинальной затеи.
Само собой разумеется, что как только был решен вопрос о подъеме шара, мистер Дин Форсайт, к ужасу старухи Митс, попросил взять его с собой, и, как легко догадаться, он и тут столкнулся с доктором Гьюдельсоном. Доктор также, к великому ужасу миссис Гьюдельсон, претендовал на право участвовать в полете. Положение получалось довольно щекотливое, если принять во внимание, что воздухоплаватель мог взять с собой только одного пассажира. Между соперниками возникла бурная переписка со ссылками на свои права и преимущества. В конце концов оба они потерпели неудачу: Уолтер Брагг оказал предпочтение какому-то третьему лицу, якобы своему помощнику, без которого, по его словам, он не мог обойтись.
И вот сейчас легкий ветерок нес аэростат над Уостоном, где население собиралось устроить воздухоплавателям торжественную встречу.
Чуть подталкиваемый еле заметным бризом, воздушный шар медленно опускался и приземлился, наконец, в самом центре площади Конституции. Десятки рук ухватились за гондолу, из которой выскочили на землю Уолтер Брагг и его помощник.
Предоставив своему начальнику самому заниматься сложной операцией выпуска газа, помощник быстрыми шагами направился к сгоравшей от нетерпения миссис Аркадии Стенфорт.
— Я к вашим услугам, сударыня! — подходя к ней, произнес он с поклоном.
— В десять тридцать пять, — сухо ответила миссис Аркадия Стенфорт, указывая на циферблат городских часов.
— А встреча наша была назначена на десять тридцать. Знаю, — согласился вновь прибывший, почтительно склонив голову. — Прошу прощения. Аэростаты не всегда с достаточной точностью подчиняются нашей воле.
— Значит, я не ошиблась? Это вы летели на воздушном шаре с Уолтером Браггом?
— Да, я…
— Объясните ли вы мне…
— Все очень просто. Мне показалось оригинальным таким способом явиться к месту нашего свидания. Вот и все. Я приобрел, не жалея долларов, место в гондоле, заручившись обещанием Уолтера Брагга, что он спустит меня на площади ровно в десять тридцать. Думаю, что ему можно простить пятиминутное опоздание.
— Можно, раз вы все же здесь, — снисходительно согласилась миссис Аркадия Стенфорт. — Вы не изменили ваших намерений, надеюсь?
— Ни в какой мере.
— Вы по-прежнему продолжаете считать, что мы поступаем благоразумно, отказываясь от совместной жизни?
— Да, я так думаю…
— Я тоже полагаю, что мы не созданы друг для друга.
— Совершенно с вами согласен.
— Я в полной мере признаю все ваши высокие качества, мистер Стенфорт…
— Я по достоинству ценю все ваши качества…
— Можно уважать друг друга и не любить. Уважение — еще не любовь. Оно не в силах сгладить столь резкое различие характеров.
— Золотые слова…
— Понятно… если б мы любили друг друга…
— Все сложилось бы по-иному.
— Но мы не любим друг друга…
— В этом не может быть сомнения…
— К сожалению, это так.
— Мы поженились, не зная хорошо друг друга, и нам пришлось испытать кое-какие разочарования… Ах, если б нам было дано оказать друг другу услугу, способную поразить воображение… дело, возможно, сложилось бы совсем иначе…
— К сожалению, нам это-не было дано.
— Вам не пришлось пожертвовать своим состоянием, чтобы спасти меня от разорения…
— Я сделала бы это, мистер Стенфорт. Зато и вам не представилось случая спасти мне жизнь, рискуя вашей собственной.
— Я бы ни минуты не колебался, миссис Аркадия…
— Убеждена в этом… Но случай не представился. Чужими были мы друг другу, чужими и остались.
— До слез правильно…
— Нам казалось, что у нас одинаковые вкусы… по крайней мере во всем, касающемся путешествий.
— И мы ни разу не могли решить, куда именно ехать.
— Да. Когда мне хотелось ехать на юг, вас тянуло на север.
— И когда мое желание было направиться на восток, вы стремились на запад.
— История с болидом переполнила чашу…
— Переполнила.
— Ведь вы по-прежнему на стороне Дина Форсайта?
— Разумеется.
— И отправляетесь в Японию, чтобы присутствовать при падении метеора?
— Да, это так…
— А я, подчиняясь мнению доктора Сиднея Гьюдельсона, решила…
— Отправиться в Патагонию…
