Утром она, вместо того чтобы пригласить гостя в уединенную комнату, попросила его прогуляться вместе с нею. Пусть народ думает, что они делают это ради благопристойности. По правде говоря, это помогло бы ей спастись от него — или ему от нее, с мрачной усмешкой подумала она.
Кроме того, так ей лучше думалось. Гуннхильд часто прогуливалась пешком или верхом; немногочисленные стражники, ездившие с нею, давно приучились не нарушать тишину.
В высоком ярко-синем небе проплывали белые облака, крики перелетных птиц доносились оттуда, напоминая о падающей вниз мертвой листве. Порой налетали легкие порывы прохладного ветерка, пахнувшего сырой землей. Поднимавшееся на востоке солнце бледно освещало широкую низменную равнину. На краю окоема блистала вода фьорда, а ближе лежали сжатые поля, пожелтевшие луга, усыпанные стогами сена, да небольшие перелески, уже полностью сменившие летний зеленый наряд на коричневый с желтым цвета. Посреди всего пейзажа возвышались три дольмена. Люди боялись этих гигантских сооружений, воздвигнутых в незапамятные времена, и часто оставляли подношения, чтобы уберечься от обитавших там чар. Недоброй славой пользовалось и болото, простиравшееся в некотором отдалении от них. Тростники и ивы окружали угрюмые зеркальца воды и неопрятные пригорки и кочки, над которыми до сих пор висели клочья ночного тумана. Было известно, что многих животных и нескольких людей, забредших туда, никто и никогда больше не видел. Иногда в жаркие летние дни над болотом дрожало марево, в котором возникали то искаженные видения известных мест и вещей, находившихся вдали оттуда, а то какие-то совершенно никому не ведомые образы. А дальше тянулись к юго-западу необитаемые мрачные пустоши.
С того дня, когда Гуннхильд впервые узрела этот вид, в ней возродилась надежда. Возможно, в этой земле ей удалось бы снова быть больше чем женщиной, больше чем королевой — ведьмой и заставить мир работать на благо ее крови.
Некоторое время они с Аринбьёрном молча шли по тропинке; четверо стражников держались в изрядном отдалении. Гуннхильд первая нарушила молчание:
— А теперь расскажи мне, как на самом деле обстоят дела у тебя и в Норвегии.
— Моя госпожа… — Он замялся.
Ее серо-зеленые глаза, которые в этом освещении казались золотистыми, как у кошки, встретились с его взглядом. Она придала голосу всю возможную теплоту.
— Расскажи мне все, ничего не скрывая, старый друг. Я не стану на тебя гневаться. Ты не раз доказывал свою честность и верность.
— Ну что ж… — Он откашлялся и уставился прямо перед собой. — Так вот, я попробовал помочь Эгилю в его деле, но король Хокон нам отказал. Поэтому я заплатил Эгилю. Это было справедливо, так как то, что он сделал, он сделал для моих родственников. Этим летом, как ты уже знаешь, мы вместе отправились в викинг. Теперь же он вернулся обратно в Норвегию. Он намерен перезимовать у моего родственника Торстейна, с которым познакомился в Англии, а затем, по его словам, отправиться домой в Исландию. Я не думаю, что мы когда-нибудь снова увидимся с ним.
Она услышала печаль в его голосе и мимолетно представила себе дружественное прощание, которое, вероятно, должно было состояться между этими мужчинами, и подумала о том, какие слова — а что касается Эгиля, то какие поэмы — будут пересекать моря, передавая их приветы друг другу. Если, конечно, Эгиль сможет добраться домой. Возможно, ей удастся как-нибудь воспрепятствовать этому. Она отогнала от себя эту мысль и обратилась к тому, что гораздо сильнее тревожило ее.
— Ладно, оставим то, что прошло. Расскажи мне про себя и свои дела.
Он пожал мощными плечами.
— Я не в лучших отношениях с королем Хоконом. Он не стал отлучать меня от закона, но из-за Эгиля он больше мне не доверяет. — И добавил со вздохом: — Боюсь, что Торстейн теперь тоже упадет в глазах короля Хокона.
Позже, медленно, постепенно, она сможет показать ему, какие еще, помимо уз преданности, у него есть причины помогать ее сыновьям вернуть себе их неотъемлемое право. Но сегодня она ограничилась лишь почти безразличными вопросами:
— А как поживает сам Хокон? Мы, конечно, время от времени узнаем новости, но ты, конечно, знаешь положение лучше.
— Он сам пережил горе, королева. Возможно, это одна из причин, почему он был настолько резок с Эгилем. Дело в том, что из его — как бы это назвать? апостольство? — решения обратить свой народ в христианство, как, насколько мне известно, поступает со своим народом король Харальд Синезубый, в общем-то ничего не вышло. Прежде всего, в Траандхейме минувшей зимой.
Рассказ об этом облетел всю Норвегию. Пока Гуннхильд слушала Аринбьёрна, выспрашивала у него подробности случившегося, выясняла, какие люди выступали против Хокона и что они могли сделать, у нее даже закружилась голова.
Эти язычники хёвдинги и богатые бонды вряд ли пожелают признать своими властителями ее сыновей — сыновей Эйрика Кровавой Секиры, да к тому же и христиан в придачу. Но они, похоже, подошли вплотную, чтобы полезть в драку за то, что они считали своими правами. И потребуется совсем немного усилий, для того чтобы подтолкнуть их к этому. Одно-два знамения, якобы от их богов…
Когда ее сын Харальд придет домой с победой — это должно случиться скоро; он вернется живой, здоровый и победоносный, — она заставит его предоставить ей маленький дом — ее собственный дом. А к тому времени она сможет как следует все тайно подготовить. Она обвела внимательным взглядом пространство от дольменов до болота. Да, в этой населенной призраками стране она вполне могла сплести те сети, которым ее научили финны.
IX
Их было восемь, вождей, тайно собравшихся поздней осенью: Тор из Грютинга, Осбьёрн из Медальхуса, Торберг из Варнесса, Орм из Льёхи, места, что в отдаленных землях, Блотольв из Эльвишауга, Нарфи из Става, что в Ваердале, Траанд Крюк из Эггью, Торир Борода из Хусабо, что в глубине Траандло. День был пасмурным; то и дело налетали дожди, громко колотившиеся в крышу. В очаге горел огонь, коптившие лампы отбрасывали неровный свет на строгие лица, выделявшиеся в тенях и клубах дыма. Мужчины сидели вокруг стола, на котором стояло несколько кувшинов пива. Когда кому-то из них хотелось промочить горло, он собственноручно наполнял рог, так как, кроме них, в доме никого не было.
Первым взял слово Блотольв. Именно он созвал эту встречу, он, чье имя означало Волк Кровавых Жертвоприношений.
— Хватит приветствий и тому подобного. Давайте перейдем прямо к делу. Я не много мог сообщить моим посыльным для передачи вам, но вы и сами знаете, ради чего мы здесь собрались. Вы все немало думали об этом.
— Да, — сказал Осбьёрн, так же медленно произнося слова, как он говорил от имени бондов на тинге во Фросте год назад. — Король угрожает нашей свободе. И все же… все же он по большей части хороший король.
— Ты, возможно, не слышал о том, как он ведет себя с родственниками Торира из Сигнафюльки, — прорычал Торир Борода.
Орм пожал плечами.
