Пока еще не могло! Снова Гуннхильд должна была выжидать, и наблюдать, и ткать свои сети.
IV
Моерр и Раумсдальр были настолько разорены, что не могли долго кормить двух королей с их войсками и слугами. Все, что те захватили, завоевав Траандхейм, тронды уже вернули себе в своих многочисленных набегах. И еще до того, как день сравнялся по длине с ночью, Гудрёду и Сигурду пришлось отступить обратно в свои южные владения.
Ярл Хокон держал свой флот и дружину наготове. Еще множество народу он мог в считаные дни собрать в ополчение. Для тамошних земледельцев и рыбаков все эти годы оказались совсем не такими плохими, какими они были для всей оставшейся Норвегии, и поэтому люди имели все необходимое для войны. Эйриксоны не рисковали заходить на север дальше Согна. Положение Хокона было настолько прочным, что летом он ушел с дружиной назад через Свитьёд за своим флотом, стоявшим в Хельсингланде, и провел несколько недель в викинге на западе. Гуннхильд полагала, что он делал все это, чтобы посмеяться над своими противниками и тем самым избавиться самому и избавить своих воинов от страха перед ними.
Считаясь со своей матерью не меньше, чем с собственной головой, Харальд Серая Шкура прилагал все силы, чтобы исправить положение. Да, говорил он, королевская власть получила рану, но не смертельную. Она еще обретет былую силу. Он и его братья должны показать, что они неустрашимы, искусны в военном деле, необоримы и имеют в своих дружинах испытанных воинов. Бунта опасаться не следовало. В конце концов, в ком из жителей Норвегии, кроме них, текла королевская кровь? Только в тех бездельниках из Хрингарики, отпрысках Харальда Прекрасноволосого от его несчастливого союза со Снаэфрид, которые никогда не желали ничего большего, чем управлять своими жалкими областями и платить дань, а на деле быть едва ли не простыми фермерами. Сыновья Гуннхильд были иными. Они должны добыть новое богатство за морями и, если потребуется, потратить часть его на зерно, которое можно будет купить там же. Придет время, когда они смогут поднять против Хокона такую же силу, что и первый раз, а тогда уж они покончат и с ним самим, и с его трондами.
Остальные говорили, что король, несомненно, прав; но сами, похоже, утратили уверенность в себе. Сигурд перенес поражение хуже всех: он пил за троих, и к нему как-то само собой вернулось детское прозвище Громкоголосый.
Однажды, совершая очередной объезд Хордарланда, он прибыл на подворье хёвдинга Клиппа Тордарсона. В эти дни погода выдалась прекрасной. С ярко-синего неба лился безмятежный солнечный свет. Теплый ветерок разносил аромат соснового леса, громоздившегося на окрестных холмах. Хотя посевы уродились чахлыми, над ними распевали жаворонки, то и дело показывалась всякая дичь, а из лесу доносился птичий щебет. Вокруг подворья, посреди которого стоял красивый дом, раскинулся большой поселок. Клипп был видным человеком.
Сигурд во главе своих воинов въехал во двор. Подковы лошадей звонко цокали по каменным плитам. Вперед были заблаговременно высланы гонцы, и над поварнями вовсю поднимался дым: там готовили все для пира, на который сошлось немало окрестных жителей. Все они высыпали наружу, чтобы встретить и приветствовать гостя. Впереди стояла молодая женщина.
— Будь долгожданным гостем, король, — приветствовала она его. — К несчастью, Клипп в отъезде и не вернется еще несколько дней, но я, его жена Алов Осбьярннардоттир, рада предложить тебе все, что у нас имеется.
Хотя они прежде не встречались, Сигурд знал, что она, подобно ее мужу, имела достойных и почитаемых родственников. Он сначала скользнул по ней взглядом, а затем принялся медленно разглядывать. Она была высокого роста, полногрудая, миловидная; локоны, выглядывавшие из-под платка, цветом напоминали янтарь.
— Все? — чуть слышно пробормотал он, хитро прищурился, ухмыльнулся и поблагодарил ее.
Усевшись на возвышении, он начал пить с такой жадностью, что служанки еле успевали наполнять ему рог. Он говорил с людьми о том, что происходило поблизости, о том, что делалось не так, как следовало, и, как они надеялись, он сможет исправить, о том, что будут обсуждать на следующем тинге — но говорил все короче, а его слова то и дело прерывались икотой и отрыжкой. Его взгляд не отрывался от Алов. Когда же были расставлены столы и подана еда, он хлопнул ладонью по креслу и громко крикнул:
— Иди сюда! Ты должна сидеть рядом со мной.
Она зарделась.
— Разве так подобает, господин? Я, конечно, буду сидеть напротив тебя.
— Нет, нет, ты будешь здесь, рядом со мной, и мы будем пить вместе. Я сам буду решать, что подобает, а что нет. Или я не король?
Люди смотрели на него. Некоторые перешептывались. Однако они ничего не могли сделать, так как в зале было множество королевских дружинников, а еще больше охраняли снаружи. Гости не столько ели, сколько ждали, что будет дальше.
Сигурд заставлял Алов пить наравне с ним, рог за рогом. Она отстранялась от него и односложно отвечала на все, что он говорил ей. А король, главным образом, громко хвастался воинскими подвигами, которые уже совершил, и теми, которые намеревался совершить. О, ярл Хокон и тронды еще пожалеют о том, что родились на свет! Только языческое колдовство и помощь их троллей дали им силу. Но им недолго торжествовать. Тора, их идола, Сигурд тоже свергнет и устроит большой пир в Хлади. Он будет рад принять там Алов. Он желает воздать ей за ее сегодняшнюю доброту и доказать ей, что он любит ее не меньше, чем она его.
Когда он начал рассказывать о том, какой он могучий любовник, хозяйка тихонько спросила его, не хочет ли он получить девицу на ночь.
— Что, рабыню? — рявкнул он в ответ. — Уродливую, как жаба, и вонючую, как нужник? Нет, нет, королю требуется что-нибудь гораздо лучше!
Он провел ладонью по ее боку. Алов встала.
— Прости меня, мой господин, — громко и четко произнесла она. — Я всего лишь женщина, всего лишь жена Клиппа-хёвдинга, и я устала. Лучше всего будет, если я сейчас уйду на отдых, чтобы иметь ясную голову и с должным почетом утром проводить тебя в дорогу. — Прежде чем он успел что-то сказать, она сошла с возвышения и быстро пошла между скамьями. Соседи, мимо которых она проходила, провожали ее напряженными улыбками.
Все разговоры велись вполголоса. Сигурд пил и злился. Наконец стемнело. Когда слуги принесли новые дрова для очагов, он крикнул:
— Нет, хватит, мы пойдем спать! — Похоже, что все его дружинники обрадовались этому. Кое-кто из них ухмылялся.
Пока стелили соломенные тюфяки — для более знатных на скамьях, для тех, кто попроще, — на полу, гости вышли помочиться. В конце главного зала была маленькая комнатка, по обеим сторонам которой помещались закрытые пологами кровати; правая для Клиппа и его жены — полог на этой кровати был плотно задернут, а левая — для знатных гостей.
Управляющий имением проводил короля Сигурда в эту комнату, пожелал ему доброй ночи и закрыл дверь. Под потолком унылым желтым светом мерцала лампа, чтобы можно было найти горшок. Шум за дверью скоро утих.
