— Я учитываю предупреждения, когда получаю их, — серьезно отозвался Аймо. — А ты, похоже, не настолько мудр.
— Но это было слабое заклинание. Мы ведь только показывали Гуннхильд различные способы использования бубна. Это может сделать любой. Многие часто пытаются так делать, — добавил он, повернувшись к Гуннхильд, — и иногда получают ошибочные предсказания. Не знаю, получил бы ты такой ответ, — вновь обратился он к Аймо, — если бы не был напуган. Я не думаю, что стоит повторять это, используя всю мою силу. Дева еще не готова понять то, что может произойти в этом случае.
Гуннхильд облизала пересохшие губы.
— Ты можешь послать свою душу вдаль от тела? — прошептала она.
— Ты на самом деле так хочешь это увидеть? — все тем же веселым тоном спросил Вуокко.
Аймо помотал головой.
— Мой родственник говорит, как дурак, — заявил он. — Появляться среди Могучих, не имея даже оболочки из плоти, очень трудно и опасно.
— Ты должна помнить, что я уже говорил тебе то же самое, — сказал Вуокко Гуннхильд. — Ты выучишься чему-то подобному позже, но тебе потребуются годы работы, воздержания и страданий, да, страданий, прежде чем ты сможешь делать это не только очень поверхностно.
— Тогда научите меня тому, что сможете за оставшееся время. Умоляю вас. — Гуннхильд с трудом заставила свой язык произнести последние слова.
Голос Аймо стал теплее.
— Это может быть не так уж мало. У тебя есть врожденный дар для того, чтобы стать великой колдуньей. Как я хотел бы, чтобы ты осталась здесь подольше и смогла узнать все, что нужно.
Вуокко обернулся к девушке.
— Да, Гуннхильд, пожертвуй на это несколько лет! — вырвалось у него. — Я чувствую, сколько силы спит в тебе. Позволь мне пробудить ее!
Гуннхильд уже давно ожидала чего-то подобного, и все равно эти слова ошеломили ее, словно удар кулаком.
— Нет, нет… Я… Я не могу оставить мою семью, — пробормотала она первое, что пришло ей на ум.
— Разве это так? Стань моей женой, и я сделаю тебя владычицей Потустороннего мира.
— Что? — крикнул Аймо. — Ты предлагаешь Гуннхильд — Гуннхильд! — жить с тобой в жалкой хижине? — Он с видимым трудом заставил себя сдержаться. — Моим родственником овладел какой-то злой дух. Я понимаю, что тебе нужно, чего ты хочешь. Я могу дать тебе такую силу, с которой будут считаться короли этого мира, твое богатство будет неизмеримо!
Гуннхильд почувствовала, что в ней разгорается гнев. Слишком долго она притворялась скромницей.
— Тогда почему же вы живете вот так?
Сказав это, она сразу же испугалась своей дерзости. Хотя они, конечно, не осмелились бы поднять на нее руку, они могли отказаться учить ее дальше, и ей осталось бы только в тоске дожидаться прихода корабля. Или же наслать на нее какое-нибудь несчастье, когда они расстанутся.
И поэтому она очень обрадовалась, когда Аймо ответил уже более спокойным голосом:
— Мы принадлежим к племени, которое идет своими путями. И никогда не сможем обрести дом среди вашего народа. Но… выбери меня, и я дам тебе…
— …Даст тебе своих стариков родителей и кучу родственников, — перебил его Вуокко. — Будет лучше, если ты выберешь меня, Гуннхильд.
Волшебники впились друг в друга яростными взглядами.
— Нет, я построю для тебя большой дом и наполню его прекрасными вещами, — сказал Аймо.
— А со мной, — заявил Вуокко, — тебе никогда не придется работать, и в твоем подчинении будут полчища альвов.
Интересно, есть в их речах хоть что-нибудь, кроме хвастовства, думала Гуннхильд. Но она понимала, что бояться ей было нечего — пока еще нечего, — если она найдет верный выход из положения.
По ее воле из глаз выкатилось несколько слезинок. Она поморгала, словно желая стряхнуть слезы, улыбнулась и мягко, робко заговорила:
— Я преклоняюсь перед вами. Я восхищена. Вы оба настолько дороги мне… Но что подумает мой отец? Что он станет делать? О, давайте оставим все, как прежде: помогайте мне своей мудростью искать силу, ведите меня к откровению, которое поможет мне в жизни. В любом случае мы должны дождаться, пока приедет мой брат, и поговорить с ним. Ведь вы согласны, что должны?
Волшебники стояли молча. Огонь играл вспышками.
— Да, это, наверно, будет лучше всего, — нарушил долгое молчание Аймо.
— И не ссорьтесь, — умоляюще проговорила Гуннхильд. — Это разрывает мне сердце. Я не могу вынести того, что ваши родственные узы из-за меня оказываются под угрозой.
Последовала еще более продолжительная пауза.
— Мы должны вести себя, как надлежит достойным людям, таким, как мы, Аймо. Я никогда не хотел ничего иного.
— Как и я, — ответил второй колдун. — Я всегда считал, что мужчина должен взвешивать свои слова.
А Гуннхильд продолжала гнуть свое с той же настойчивостью, с какой гребец ведет лодку.
— И я… Я так не хочу плакать и вообще как-то проявлять свою слабость, находясь рядом с вами. Я надеюсь все время оставаться достойной вас. Но нельзя ли мне хоть немного побыть самой собой? Я потрясена, мне необходимо собраться с мыслями и… о… — Новая порция слез оросила ее ресницы.
— М-м-да… Мы могли бы пойти на охоту, — отозвался Вуокко. — Погода отличная.
— И свежего мяса у нас осталось совсем немного, — согласился Аймо.
— А ведь вы такие замечательные охотники, — льстиво пропела Гуннхильд.
Девушка ощущала, что внутри вся дрожит. Ее последние слова были чистой правдой. Даже когда небо было закрыто облаками и день этой черной зимы ничем не отличался от ночи, зрение этих людей не теряло остроты, а звезды светили для них, подобно солнцу. На лыжах они мчались по открытым снежным равнинам, не уступая ветру, и так же ловко, как ветер, пробирались по густому лесу. Они заранее знали, где окажется добыча, когда они доберутся до нее. Их стрелы никогда не знали промаха.
Да, они всего лишь люди и потому совершают ошибки, но все равно по сути своей они ужасны. И все же она должна была выяснить предел их силы.
А волшебники, приняв решение, быстро оделись, собрали свое снаряжение и отправились в путь. Сени в доме были высотой в три фута и длиной в десять, чтобы не выпускать тепло наружу. Гуннхильд почувствовала короткое дыхание холода и успела заметить сверкающую белизну. На протяжении одного или двух ударов сердца она жалела, что не пошла с мужчинами. Всякий раз, когда ей удавалось отойти чуть подальше, чем до отхожего места, она чувствовала себя освобожденной, а пронзительно холодный воздух покрывал поцелуями ее лицо.
Что ж, во всяком случае, она на некоторое время оказалась одна.
— Одна! — радостно воскликнула она во весь голос.
Избавившись на время от колдунов, она окинула взглядом стены. Нельзя сказать, чтобы там было много на что смотреть. Финны называли такие дома гаммы, они строились из дерна и имели тридцать футов в длину и вполовину меньше в ширину; углы были закруглены. В другом месте в таком доме помещалась бы целая семья, да еще и часть домашней скотины. Здесь же его построили для отрядов, спускавшихся к фьорду. Снаружи стены поднимались над землей только на пять футов, но внутри пол был сильно заглублен, чтобы в доме могли спокойно помещаться рослые норвежцы. На глиняной скамье лежали шкуры — здесь спали мужчины. Рядом стоял короб с их одеждами и второй — с колдовскими принадлежностями и снадобьями. Рядом вперемешку лежали и стояли деревянные ведра, миски, рога для питья, костяные ложки, кухонные принадлежности, три низких табурета.
