– Не представляешь! – усмехнулась она, отпуская напряжение. – И хорошо, что так! Хочешь, сварю тебе кофе по-арабски?
– Звучит соблазнительно! – Паганель преодолел первый шок и смог даже улыбнуться, что опять-таки скорее говорило в его пользу, чем наоборот. – У тебя есть йеменский кофе?
– У меня есть йеменский кофе, – усмехнулась Лиза, пытаясь побороть возникшее напряжение. – Сорт бурай тебя устроит?
– Бурай? – переспросил Джейкоб. – Бог с тобой, Лиза! Мне и того, что он из Йемена, вполне достаточно. А про сорта я вообще до сегодняшнего дня не знал.
Зато знала Лиза.
– Ну, не скажи! – возразила она. – Сорт сорту рознь. Санани – одно, шарки – другое, а бурай – совсем третье. Аромат, вкус… да все разное! Впрочем, не сейчас! Я иду на кухню, так что надевай трусы и присоединяйся… Посидим, поболтаем, может быть, немного выпьем… Потом примем душ и пойдем завтракать в ресторан напротив.
Описав таким образом порядок действий и ближайшие планы, Лиза покинула спальню, оставив Джейкоба Паганеля предаваться своим мыслям, или чем он там ещё мог заниматься!
«Ну, уж точно не онанизмом!»
Об онанизме после такой бурной ночи и речи быть не могло!
«Вот же придет такое в голову!» – Она миновала несколько комнат – двери нараспашку, поваленные стулья, разбитая ваза и детали мужской и женской одежды по всему пути от входной двери до спальни, – но до кухни не дошла. Наткнулась в гостиной взглядом на егерский штык-нож, повешенный на стену в обрамлении двух ярубских ассегаев, пинги
[17] и телека
[18], и замерла. Ну, нож этот здесь на то и висел, чтобы помнить. В смысле не забывать.
«Я помню! – повторила она, как мантру, глядя на доставшееся ей без боя оружие брабантских стрелков. – Я ничего не забыла. Выстрел за мной…»
Ван Россом обыграл ее дважды. Или трижды. Как считать. Тем и запомнился, как тот польский тримаран, который расстрелял ее под Опочкой.
«Но ты не думай, капитан, я и того поляка не забыла, и тебя буду помнить, и оба вы покойники!»
Ее африканские приключения завершились семь месяцев назад. Столько времени прошло, но Лизу не покидало ощущение, что ничего на самом деле еще не кончилось. Наверное, это чувство возникло у нее потому, что, какой бы ни была сама история – а она получилась на редкость динамичной и насыщенной невероятными событиями, – ее концовка очевидным образом подкачала. И не сказать, чтобы все закончилось плохо. Никак не трагедия – в подлинном смысле этого слова, – и не решительное фиаско, если на то пошло. Но финал вышел каким-то двусмысленным, и от всей этой истории у Лизы остался горький осадок незавершенности.
* * *
Следующие дни пролетели, как курьерский швертбот над тихой водой. Время не шло и не бежало. Оно летело, уносилось в туманную даль, толкая Лизу вперед и выше, в близкое счастливое будущее, которому не видно конца. На сердце было удивительно легко, в крови гулял хмель, и в какой-то момент Лиза поймала себя на мысли, что, возможно, идея выйти замуж за Якова, который Джейкоб, не так уж плоха. Что дурного, если женщина хочет счастья? Кто возьмется ее за это осуждать? Никто. Да ей, если честно, на мнение окружающих попросту наплевать. Раньше не оглядывалась «на всяких там», так с чего бы начинать теперь? Ну, а если замуж, то как минимум стоило познакомить Якова с родственниками. Нет, не для себя, разумеется, – ей эти родственники по-всякому не интересны, – а для него. Все-таки Паганель ее обстоятельств не знает, да и не должен знать, если честно, однако наверняка удивится – не сейчас, так позже – тому, что Лиза его ни с кем так и не познакомила. Считай, месяц в Шлиссельбурге околачивается – и не просто в Шлиссельбурге, а конкретно в ее квартире на Смолянке, – надо бы и честь знать. Лиза повздыхала, но исключительно про себя и недолго, и выбрала меньшее из зол – позвонила Полине.
– Вот, – сказала, поболтав минут пять о том и сем, – хочу напроситься к вам в гости. Как смотришь?
– Не поняла! – удивилась Полина. – Ты что, разрешения у меня спрашиваешь? Совсем спятила?! Я тебя в любое время видеть рада … Хотя бы и ночью! – прыснула жена Григория на том конце линии. – Гриша рассердится, конечно, но это мы как-нибудь переживем. Я ведь и с ним сплю!
– А так, чтобы Гриня тоже был дома? – остановила ее фантазии Лиза.
Гриню она больше не боялась. Напротив, чем дальше, тем больше, он становился понятней. Так что Лиза начала ему даже симпатизировать. Интересный тип. Умный и не без изюминки. В общем, неординарный мерзавец, тем и интересен. Ну, а после того, как Лиза договорилась с Райтом и Варзой, что – «если что» – Полину возьмут на бриг, да еще и присмотрят «как за родной», Гриня проникся к Лизе неожиданной в этом говнюке братской любовью и «прочим всем».
– То есть ты именно к нам в гости придешь? – переспросила Полина, подчеркнув интонацией это самое «к нам».
– Именно.
– Тогда тебе придется мне что-нибудь объяснить. – Полина только казалась несмышленышем с этой ее почти наивной восторженностью. На самом деле жена Григория была дипломированным хирургом, что для женщин все еще являлось большой редкостью. Ну ладно – акушерка или гинеколог. Но хирург… Хирурги – это по определению крупные и брутальные мужики. Однако глядишь ты, оказывается, отнюдь не всегда!
«Объяснить, – мысленно кивнула Лиза. – Мне бы кто объяснил!»
– Хочу представить вам моего… Ну, как бы сказать… – неожиданно смутилась Лиза. – Моего друга.
– Даже так? – вот сейчас с Лизой точно говорил хирург. Такой хмурый седой дядька с руками по локоть в крови и с дымящейся папиросой в хирургическом зажиме. – Представить?
– Думаешь, зря? – Лиза была готова сыграть отбой, в таком деле не стыдно и отступить.
– Да нет, что ты! – остановила ее Полина. – Будем рады! За Гришу не скажу, может и гадостей наговорить, ты его знаешь, но лично я точна рада. Приходите в пятницу, часов в семь. Гриша как раз на выходные вернется с базы. Вместе поужинаем, как смотришь?
– Смотрю положительно, – вздохнула Лиза. – Фрак надевать?
– Без официоза, – засмеялась Полина. – И не тушуйся! Герою нации не к лицу!
* * *
В пятницу утром проснулась в странном настроении. Не тоска смертная, но и не чистая незамутненная радость, что было бы естественно после вечерних «художеств», плавно перешедших в ночные «безумства». Все дело во сне. Приснится же такое! Не ужас! Не кошмар! Просто сон, но сон, что называется, дурной на всю голову.
Дело происходило почему-то в кабинете директора института, но сам Завадский отсутствовал, а в его кресле сидел парторг.
