«Отлично!»
– Кто-нибудь меня слышит? – крикнула Лиза, одновременно пытаясь включить экраны переднего обзора. Но все напрасно. Наверняка разбита система зеркал, а возможно, и камеры проекторов. – Кто-нибудь!
– Извините, командир, но связи нет! – выкашлял кто-то за ее правым плечом.
– Ты кто?
– Мичман Журавлев!
– Умеешь опускать перископ?
– Теоретически…
– Без разговоров!
– Есть! – выдал хриплым фальцетом мичман и стал возиться с лючком перископа у нее над головой. – Вот черт! Заело!
– Ты действуй, мичман, а не оправдывайся!
– Есть, командир!
Пока он пытался открыть вручную фиксаторы люка, Лиза вела крейсер вслепую. Она знала высоту, скорость и направление движения, но не знала обстановки, пытаясь угадать, что и как происходит вокруг крейсера по одним лишь звукам боя. Стреляли пушки «Вологды», где-то совсем рядом с рубкой – возможно даже в самой башне – надрывался в стаккато пулемет, и время от времени ударяли по броне пули и мелкокалиберные снаряды.
К ее удивлению, снова появилась возможность маневрировать по горизонтали. Скорее всего, пока она была в отключке, механики задействовали резервный контур управления.
«Это хорошо, ребята, но мне нужна видимость и связь!»
Лиза уже совсем решилась убрать броневые щиты с панорамного окна, но мичман Журавлев, наконец, справился: крышка люка откинулась, освобождая ход трубки перископа, и еще через пару мгновений перед лицом Лизы оказался бинокуляр с гуттаперчевыми наглазниками-амортизаторами, налобником и подставкой для подбородка.
Лиза сняла гоглы и, щелкнув тумблером активации, приникла глазами к окулярам.
«Слава тебе, господи!» – перископ работал.
– Мичман, систему управления перископом видишь? – спросила она, наскоро изучая ТВД.
– Вижу!
– Бери управление, Журавлев, и слушай мои команды.
– Есть!
Лиза отвлеклась лишь на секунду, когда услышала, как со скрежетом открывается броневая дверь рубки. Взглянула на вбежавших людей из аварийной команды и, не разбираясь, кто там кто, отдала приказы первой необходимости.
– Мне нужна связь! – выкрикнула она, возвращаясь к перископу. – Найдите мне боеспособного пилота! Активировать боевой пост «Прим»! И я хочу услышать отчет о повреждениях. Приступайте!
О раненых и убитых она спрашивать не стала, спасатели и сами позаботятся о тех, кто попал под раздачу в рубке, как и обо всех остальных. Сейчас было не до того.
Буквально через минуту кто-то аккуратно надел ей на голову гарнитуру связи, и Лиза тотчас включилась в корабельную сеть. У нее даже диспетчер связи появился, переключавший каналы в зависимости от ее приказов и порядка срочности, если речь шла о входных запросах. Но к этому времени Лиза вчерне уже разобралась в ситуации.
Они находились над морем в виду Виндавского порта. «Онега» сражалась с наседавшими на нее польскими «ландскнехтами» и крейсером-тримараном, «парившим» километрах в двух мористее и на «полкило» выше. «Онега» горела, пускала пар и ощутимо заваливалась на левый борт, что означало потерю как минимум пары левитаторов. Сейчас в бой уже вступили и себерские кочи. Лиза отчетливо помнила, что раньше их было три, но видела сейчас только два. Однако и эти двое гоняли «ланскнехтов», не давая им слаженно атаковать уже сильно поврежденный крейсер.
– Боевой пост! – вызвала Лиза артиллеристов. – Отчет!
– Главный калибр цел, – офицер-артиллерист понимал, по-видимому, что времени в обрез, и излагал коротко и по существу, – но снарядов мало. Потеряны две кормовые сотки и одна по правому борту. Снарядов хватит минут на десять интенсивного боя.
«А больше и не надо, – отметила Лиза главное. – Мы дольше не проживем».
– Средства ПВО, – закончил артиллерист свой краткий отчет, – выбиты на пятьдесят процентов, но периметр держать можем.
– Прекрасно! – Лиза сказала это искренне, не задумываясь о том, кто и как воспримет ее слова. – Сосредоточить огонь на тримаране! Штурмовики – только если полезут в ближку.
Следующие одиннадцать минут «Вологда» вела бой, но его подробностей Лиза не запомнила. Сколько ни напрягала потом память, ничего кроме кровавого тумана и отдельных, но бессвязных эпизодов там не обнаружила. Еще помнился грохот, артиллерийские выстрелы и хриплые крики, невыносимая жара, запах сгоревшего пороха и боль. Боль она помнила хорошо, не запомнив, однако, что именно у нее тогда болело. В общем, смутно, сумбурно и лишено смысла.
Последний эпизод, зацепившийся за сознание, таким и был. Отчетливая картинка: прямое попадание в главный корпус тримарана. Мгновенная мысль, что, если, по случаю, это сам «Маршал Гелгуд», считай, ей неслыханно повезло. «Стефан Гелгуд» убил Лизу три года назад, а теперь она убила его. В то, что крейсер переживет прямое попадание стовосьмидесятимиллиметрового снаряда в главную машину, верилось с трудом. Вот эту мысль Лиза и запомнила. Потом только боль, грохот и жар, и отчаянный крик: «Пожар в машинном!» – и последние разумные слова, попавшие ей в уши.
– Командир, сажай на воду! Здесь глубина десять метров…
И все, собственно. Больше она ничего не запомнила, потому что ее сознание ухнуло во тьму.
Глава 2
Повторение пройденного
Апрель 1932 года
Разумеется, это был сон, и Лиза знала об этом со всей определенностью, и более того, через какое-то время – едва ли измеряемое во сне, но, кажется, не такое уж продолжительное – она вспомнила предшествовавшие события и поняла, что сон этот смертный, как у Шекспира в «Гамлете»: уснуть и видеть сны.
«Как там, у Гамлета? Скончаться. Сном забыться. Так, что ли? Уснуть и… видеть сны?»
Да, точно, но Шекспир сказал еще кое-что, о чем Лиза вспомнила только сейчас. Он спросил…
«Какие сны в том смертном сне приснятся, когда покров земного чувства снят?»
Лизе приснился чудный сон. Чудной и чудесный. Где-то так.
Она стояла на краю пропасти, но бездна – и это важно – ее не пугала. Зато простор, открывшийся перед ней, пьянил и восхищал. Воздух был прозрачен, пронизан золотыми солнечными лучами и словно бы окрашен в бирюзовые тона: голубой и зеленый. Под Лизиными ногами лежала колоссальных размеров кальдера
[25]. Огромный, с вертикальными стенами кратер невероятной глубины. Противоположный край калдеры был едва виден и, скорее, интуитивно угадывался, чем воспринимался глазами. Внизу, в бездне клубился белый туман, скрывавший дно кратера.
