Книга Три любви Марины Мнишек. Свет в темнице, страница 47. Автор книги Елена Раскина, Михаил Кожемякин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Три любви Марины Мнишек. Свет в темнице»

Cтраница 47

На стену вела темная и провонявшая мочой лестница, которую снаружи никто не стерег, и они стремительно одолели подъем размашистыми прыжками через две ступени. Федор вслепую вытащил вторую царскую грамоту, ко всем государевым людям писанную, и выставил ее перед собою, словно боевой щит. Какие-то мутные бородачи с рогатинами, по виду – караульные коломенские затынщики либо воротники [71], шарахнулись по боевому ходу – то ли от грамоты, то ли от угрожающего вида оружных людей. Но у входа в башню, плотно загораживая его стеной тел и железа, столпились московские стрельцы. Немного, дюжины полторы или около того, но на тесном боевом ходе стены, где едва могли встать плечом к плечу три-четыре человека, этого было достаточно, чтобы прочно запереть проход. Чувствовалось, что караул сбежался на защиту впопыхах, иные были без кафтанов, в одних рубахах, иные – простоволосы, но у всех тускло посверкивали в руках бердыши и сабли, а передние держали перед собой длинные пищали, изготовясь к стрельбе. Федор понял, что только вид царевой грамоты удержал пальцы на курках и пули в стволах. Стрельцы напряженно и недобро ждали, выжидающе поглядывая на своего старшего – совсем молодого смазливого сотника с подстриженной на манер придворных стольников бородкой, в щегольски заломленной на ухо шапке с собольей оторочкой и мягких сафьяновых сапожках.

– Стой, кто ты ни есть, и назовись, кто таков! – звонко и задиристо, словно вызывая охочих на кулачки в Замоскворечье в ярмарочный день, крикнул молодой стрелецкий начальник. Федор жестом остановил своих людей, но сам продолжал неспешно и уверенно идти вперед. Подойдя к стрельцам на несколько шагов, он властно и будто бы лениво сунул грамоту прямо под нос их старшему:

– Грамоте учен? Читай!

Парень сунулся было взять грамотку, но Федор не дал ее, внушительно указав на большую державную печать, и стрелецкий сотник сам отдернул руку, словно опасаясь, как бы этот великий и страшный символ государства не ожег его огнем. Сосредоточенно шевеля губами, он начал читать, и выражение озорной дерзости на его лице тотчас сменилось почтительным страхом:

– Самим царем-батюшкой нашим писано, ко всем государевым людям, – пробормотал он, и пищали стрельцов заколебались и начали опускаться, а кое-кто из бородатых вояк даже снял шапку и закрестился, как в храме. Государевым дворянам не надо было давать иного знака, и они тотчас прянули вперед и столпились слева, справа от своего сотника, толпой нависли за его спиной. Стрельцы всполошились, да поздно: дворяне были уже слишком близко, чтобы стрелять, оставалось только схватываться врукопашную или пятиться в башню. Однако оба начальных человека продолжали стоять на месте, испытующе меряясь взглядами.

– Видал, что тебе государем велено? – наставительным тоном проговорил Федор. – Ни в чем препоны не чинить, наипаче допомогать! А ну, веди маня в башню, малый…

Он решительно шагнул вперед, но стрелецкий сотник вдруг точно проснулся и заступил ему дорогу, драчливо выставив вперед ногу:

– Постой, постой! Пусть мне это перво-наперво голова мой, полковник мой Дмитрий Ананьич Бердышев прикажет! К нему и ступай. Без его приказа не могу тебя внутрь допускать… Никак не могу! Эй, стрельцы…

Но дворяне уже надвинулись на караульных вплотную, угрожающе дышали им в лицо, теснили грудью. Дальше была только драка, и все ждали первого удара. Стрелецкий сотник вдруг не совсем решительно, но твердо опустил руку на рукоять сабли, потянул ее из ножен. Федор уловил это движение и жестко, словно клещами, сжал запястье юноши своими крепкими пальцами. А во вторую его руку неожиданно вложил листок царской грамоты: держащая столь высокий предмет длань не осмелится подняться!

– Сотник, стрельцы, вы кому присягу давали, крест на верной службе целовали?! – громко спросил Рожнов. – Государю помазанному нашему Михаилу Феодоровичу! Ваш полковник ему слуга… Именем царевым, слушай: расступись!!

И шепотком, почти приятельски, добавил прямо в розовое, будто девичье, ухо молодого стрелецкого начальника:

– Брат сотник, людей своих пожалей! Видишь же, драка будет, и мы побьем – и сила наша, и правда!

– Но господин полковник же меня после…

– Так то после, а мы – сейчас! И не страшись, я тебя перед страшным полковником заступлю, как верного слугу государева. Веди, что ли, в башню, показывай! Людей своих с караула сними, пущай отдыхать идут! Мы ныне стражу за Маринкой держать станем.

Стрельцы уступили как-то разом, опустили оружие и посторонились, прижимаясь спинами к зубцам стены. Шагая вслед за сотником, Федор вступил в душное чрево главной коломенской башни, дальше, оглашая низкие своды топотом сапог, лязгом железа и приглушенным эхом голосов, повалили его молодцы.

– Слушай, брат сотник, а чего ты от нас за дверями не затворился? – походя изумился Федор, увидав тяжелую кованую дверь, закрывавшую вход в башню, открытой.

– Так петли-то от дождей поржавели, приросли, чисто каменные! – пожаловался тот. – Поди закрой…

– Так-то у нас всегда: то здесь недосмотр, то там недогляд! – проворчал Федор, а сам в душе возблагодарил Бога за эти весьма кстати случившиеся дожди и ржавчину. – Братцы, двери сии – поправить, а не подадутся, так завалить их всяким хламом, немедля как стрельцы выйдут. И Ваньке Воейкову с его воинством вход отворите, живо!

Впрочем, впускать в башню Воейкова не потребовалось. Тотчас же снизу донесся гулкий грохот вышибаемой чем-то тяжелым (оказалось, сотенные холопы сбегали в ближайшую кузню – одолжили у мастера молот) двери, загалдели голоса, коротко пролязгала сталь, и вверх по лестнице толпой хлынули разгоряченные, веселые, злые дворяне да воинские холопы с нагими саблями в руках.

– С затына дверь-то была, – возбужденно крикнул Федору Ванька Воейков, размахивая каким-то мочалом, которое при ближайшем рассмотрении оказалось отхваченной у стрельца бородой. – Караульщики затвориться успели, да разве нас-то удержишь?!

– Эй, вы там православных, часом, саблями не искромсали, душегубцы? – всерьез обеспокоился Федор.

В ответ Ванька только засмеялся, и оскал его острых желтых зубов показался совсем волчьим:

– Ты ж наказывал смертью не бить, сотник! Плетьми да обухами стрельчишню на двор погнали… Десятник бердышом отмахиваться удумал, так я ему бородищу-то саблюкой подкоротил!

Федор неодобрительно покачал головой: здесь, в окружении пяти сотен московских стрельцов, столь возмутительного обращения с их бородами лучше было бы избежать.

– Ладно, Ванька, ступай на двор, прикажи оружные караулы вкруг башни поставить, – распорядился он. – Коли коновязей нет, пускай холопы коней к заборам да к тынам вяжут. Колодец тут где?

– Возле монастыря…

– Худо, далековато идти станет. Ну да все одно пошли холопов с ведрами воды принести, коней выпоить. Пускай большой ватагой идут, при оружии, да первыми ни стрельцов, ни людишек местных не задирают!

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация