– А может, вам и волосы расчесать, Мария Юрьевна? – предложила послушница.
– Благодарю тебя, Хелена… – задумчиво сказала Марина. – Расчеши… И перевей их жемчужными нитями, как раньше. Я так любила жемчуг, и мой первый супруг мне часто его дарил. У меня были даже жемчужные четки…
– Бог с вами, Мария Юрьевна! – испугалась Алена. – Нешто вы в уме мешаетесь? Али забыли, где вы? Какой нынче жемчуг? Тут бы хоть ленту раздобыть – вам в косы вплести! Так и ленты нету!
– Это была шутка, Хелена. Горькая шутка! Я помню, где я и что со мной! Но так хотелось забыть…
– А правда, Мария Юрьевна, что, когда вы в первый раз в Москву въезжали, вас диковинами разными встречали? – Алена решила отвлечь пани Марианну от неизбывной печали. – Я ужасть как о диковинах слушать люблю!
– Возжаждавший роскоши да отречется от нее! – строго сказала Марина. – Мы, поляки, в гордыне своей забыли о Господе – вот и были наказаны.
– А вы все же расскажите, Мария Юрьевна! – не унималась Аленка. – Интересно же! Я вам косы уложу, а вы про диковины рассказывайте…
– Пусть будет как ты хочешь, Хелена! – с усилием согласилась Марина. Узница закрыла глаза – словно погружалась в глубокие, солоноватые волны прошлого. И прошлое вынырнуло к ней из океана забвения. Был светлый, солнечный май проклятого 1606 года, и новая русская царица триумфально въезжала в древнюю столицу московитов, где ждал ее Димитр…
– Это было двенадцатое мая, Хелена… Димитр прислал мне карету и двенадцать лошадей в яблоках. Белые, с черными пятнами, как тигры или леопарды… Они были так похожи, что никто не мог отличить одну от другой!
– Ох, чудеса-то какие! – восторгалась Аленка. – Это, видно, заморские лошади были… Аргамакской породы… На таких лошадях только царям с царицами ездить!
– Димитр послал к нам целый табун таких лошадей… – рассказывала Марина, а на губах ее порхала легкая, светлая улыбка. – Мой супруг велел нам остановиться в старинном монастыре, у самой Москвы, где жила на покое его матушка, королева Марта. Марфа, по-вашему. Это было селение Вяземы.
– Говорят, и карета у вас была диковинная, красоты необыкновенной?
– Димитр велел устроить ее по московскому образцу, Хелена. Внутри – мех соболий, звезды золотые, подушки, жемчугом расшитые. Ступицы у колес покрыты были листовым золотом, а спицы – лазурью выкрашены. На верху кареты – золотой орел, а по бокам – драгоценные каменья, жемчуг и золото. Но всех милей мне был арапчонок…
– Ой, страсти-то какие, арапчонок? Совсем черный? Он в карете был?
– Не черный, Хелена, а цвета корицы. Хорошенький такой, маленький, лет шести или семи… Он обезьянку на золотой цепочке держал и с нею играл!
– Обезьянку?! Я такого зверя и не видывала, только слыхала, что он в далеких южных странах водится! А что потом, Мария Юрьевна, с арапчонком этим стало?
– Не знаю, Хелена! Просила я у бояр ваших его мне вернуть. Но не вернули они… Все подарки Димитра свадебные в кремлевских кладовых остались. Я в одном платье из Кремля ушла, да и то чудом. Чуть не убили меня с Димитром вместе! Неделю только и пробыла я в Москве вашей! С тех пор, когда колокола звонят, вздрагиваю. Словно это меня убивать идут – набатом народ поднимают.
Лицо Марины снова стало скорбным и строгим. Узница закрыла лицо руками, как-то вся сжалась, ссутулилась. Алена опять решила отвлечь ее разговорами – мягко так, ласково спросила:
– Говорят, вы, Мария Юрьевна, с царицей Марфой Пасху в Вяземах по-нашему, по-православному встречали?
– Встречала…
– А в нашу веру не переходили?
– Не переходила.
– Что так? Брезговали?
– Да не брезговала я, Хелена! – рассердилась Марина. – Неужели ты понять не можешь: у каждого – своя вера! Я на твою не посягаю, но и ты мою не трогай!
– А говорили, супруг ваш православие на Руси искоренить хотел… Мы здесь, в Коломне, не верили. Но многие говорили!
Марина резко дернулась, привстала, и гребешок выпал из рук Аленки, покатился под постель.
– Что ж вы осерчали, Мария Юрьевна! – мягко сказала Алена, подбирая гребешок. – Дайте я волосы вам уложу, не закончила еще. Посидите еще чуток спокойно – красавицей снова будете!
– Не хочу я больше красавицей быть, Алена… – горько сказала узница. – Отлюбила я свое!
– Ну, этого вы, Мария Юрьевна, знать не можете! Это одному Господу ведомо! Вон как сотник наш вчера на вашу красоту смотрел!
– Что мне твой сотник, Алена? И зачем я ему?
– Уж не знаю зачем, только прихорашиваться вы, видно, для него изволите? – лукаво спросила послушница.
– Для себя, Хелена. Только для себя… А на вопрос твой так отвечу: Димитр сначала многое обещал первосвященнику римскому и отцам иезуитам, но когда в Москве на трон царский сел, о православии своем вспомнил. Отказался он православие искоренять и храмы наши, католические, на Москве строить. За это и оставили его отцы иезуиты. Да и поляки многие на Димитра крепко обиделись. Ушли они все из Кремля в тот страшный день, 17 мая, когда князь Шуйский Москву по набату поднял. Поляки не защищали Димитра! И папа римский от него отступился. У вас в Московии многие Димитра латинянином называют, вором, бесом, богохульником. А он за веру вашу, православную, погиб! Если бы не отказал Димитр отцам иезуитам, то и поныне бы царствовал!
– Неужто так было, Мария Юрьевна? – не поверила Алена.
– Так и было, Хелена! Только ты монахиням своим да настоятельнице это не рассказывай, а то они тебя вероотступницей назовут!
– Назовут, как пить дать назовут! – вздохнула Алена. – Анафему-то Гришке Отрепьеву до сих пор по церквам кричат!
– Не Григорий Отрепьев он был, а царь… Ваш прирожденный повелитель! – из последних сил возразила Марина.
– Вы мне-то хоть, Мария Юрьевна, это не доказывайте! Батюшка мой горемычный за то лютую смерть принял, что в самозванстве Димитрия Ивановича усомнился! А Шуйский князь приказал у нас все имение отнять! Матушка моя с горя умерла, я сиротой осталась…
– Благодарю тебя, Хелена… – растроганно сказала Марина. – И отца твоего покойного благодарю. Были и среди московитов, значит, благородные души!
– А вы что, Мария Юрьевна, про то не знали? Или вас одни поляки в Тушине и Калуге защищали? Али атаман Заруцкий ляхом был? – искренне удивилась Алена.
– Ян был моим верным рыцарем. Он меня и сына моего до последнего мгновения защищал! На Яике-реке это было…
– Как же было, Мария Юрьевна? Вы расскажите… А потом и на прогулку на крепостной вал выйдете… Сотник наш, Феденька свет Завиракович, за вами прийти обещал… Вы рассказывайте покуда, а я румян немного припасла. Щечки вам подкрашу! А хотите – брови подведу? Как две ниточки будут…
– Откуда румяна, Хелена? Неужто из твоего монастыря? – Улыбка разомкнула строго сжатые губы Марины.
