Алексей Петрович Ермолов поистине характернейший представитель весьма замечательного и не скудно распространенного у нас типа умных, сильных, даровитых и ревностных, но по некоторым чертам «неудобных» русских людей, и разъяснение его личности в связи со всеми касательствами к нему среды, в отпор коей он принимал ту или другую позицию, должно составить вполне глубокую и благодарную задачу и для историка-биографа и для критика. Тому-то, кто сумеет судить о Ермолове правильно и беспристрастно, предстоит завидная доля сказать многое, очень многое «старым людям на послушание, а молодым на поучение».
Н.С. Лесков
Молодые годы
Не имея притязания писать биографию Алексея Петровича Ермолова, я намерен в предлагаемой статье представить обозрение его жизни собственными его словами, из записок, рассказов, писем от него и к нему, приказов, распоряжений и тому подобных источников, которые удалось мне собрать или записать. Смею надеяться, что читатели по этим подлинным документам составят себе довольно ясное понятие о знаменитом деятеле нашего времени, который под Витебском, Бородином и Кульмом и, наконец, в продолжение десятилетнего управления Кавказом стяжал себе бессмертную славу в летописях русской истории. Начало записано мною со слов самого Алексея Петровича, с присоединением нескольких обстоятельств, записанных г. Степановым
[3]. Продолжение заимствовано из собственных записок Алексея Петровича, с присоединением рассказов Дениса Васильевича Давыдова, писем, напечатанных в «Чтениях Исторического общества», и некоторых отдельных замечаний, которые случилось мне слышать как от самого Алексея Петровича, так и от близких ему людей.
Для предварительного знакомства читателей с личностью Ермолова я предложу некоторые общие черты из его изображения, написанного знаменитым нашим партизаном-поэтом Д.В. Давыдовым: «Обнаружив с самого юного возраста замечательные способности, Ермолов приобрел впоследствии все качества отличного воина. Он представляет редкое сочетание высокого мужества и энергии с большою проницательностью, неутомимою деятельностью и непоколебимым бескорыстием; замечательный дар слова, гигантская память и неимоверное упрямство составляют также отличительные его свойства».
Д. Доу. Портрет П.И. Багратиона
Будучи одарен необыкновенною физическою силой и крепким здоровьем, при замечательном росте, Ермолов имеет голову, которая, будучи украшена седыми, в беспорядке лежащими волосами и вооружена небольшими, но проницательными и быстрыми глазами, невольно напоминает голову льва. Ермолов, будучи весьма смел со старшими, явно выказывал, подобно князю Багратиону, малое сочувствие свое к немецкой партии, во главе которой находились Барклай, Витгенштейн и многие другие.
Так, например, в начале Отечественной войны он отзывался следующим образом о штабе Барклая:
«Здесь все немцы, один русский, да и тот безродный»; в то время служил тут чиновник Безродный
[4]. Одаренный характером твердым и самостоятельным, он был всегда замечателен по отменной приветливости и обходительности со своими подчиненными, сердцами которых он вполне владел. Находясь еще в чине полковника, его обращение относительно некоторых генералов было таково, что они говорили: «Когда-то его произведут в генералы? Он тогда, конечно, перестанет выказывать такое к нам пренебрежение».
Отличаясь всегда примерною скромностью, он не только не старался возвышать заслуг своих порицанием действий своих подчиненных, но, напротив, изыскивал все способы, чтобы представить в настоящем свете действия их; они всегда находили в нем самого ревностного, смелого и правдивого защитника своих прав. Я, кроме случаев, приведенных мною в моих записках, мог бы еще упомянуть о многих других, в коих многие лица нашей армии имели в Ермолове самого неустрашимого ходатая, нередко высказывавшего своим начальникам весьма сильные и не совсем для них приятные истины. Не дозволяя себе никогда малейшей дерзости или невнимания относительно младших по себе, особливо провинившихся, он ограничивался замечаниями, уподоблениями, кои, не заключая в себе ничего оскорбительного, производили тем не менее на них магическое действие.
Выслушивая снисходительно все справедливые возражения своих подчиненных, хотя бы они были иногда облечены в формы несколько резкие, он усугублял внимание и снисходительность, когда обстоятельства, о коих ему доносили, принимали серьезный характер. Но добродушие, коим отличаются разговоры его с младшими, совершенно исчезает, когда ему надлежит прибегать к перу; мысли и суждения, излагаемые им, хотя не совсем правильно, но с мужественною силой и энергическою простотой, облекаются часто в формы крайне резкие; впрочем, самый разговор его носит обыкновенно на себе отпечаток большого остроумия и язвительной насмешки. Едкая ирония его речей, которою он разил врагов своих, приобрела ему весьма много недоброжелателей. Прочитав однажды одно из его писем, я не мог воздержаться, чтоб ему не написать: «Во что обмакиваете вы перо ваше, потому что с него стекают не чернила, а желчь?» Это может быть причиной того, что он, кроме записок об Отечественной войне, почти ничего другого не писал. Оставаясь во многих отношениях образцом избранных людей прошедшего времени, он стоит выше толпы, которая, видя в нем живой протест, беспощадно преследует его своею завистью. Бездарная и неблагонамеренная посредственность, оскорбленная его едкими насмешками и не будучи в состоянии обвинить его в неспособности, изощряла и изощряет ум свой для изобретения всевозможных против него клевет: его называли интриганом, пьяницей, безбожником, хотя положительно известно, что он почти не употреблял и не употребляет вина, и нередко взыскивал с своих приближенных на неисполнение церковных обрядов
[5].
Д. Доу. Портрет Д.В. Давыдова
