Родился Алексей Петрович в Москве, где-то между Арбатом и Пречистенкой.
Из детства его вот черта, которую он приводил однажды, будучи уже 80 лет, в доказательство своей памяти.
«Я помню, как я еще жил у отца с матерью, у нас была печка оштукатуренная, и на ней была нарисована Церера с рогом изобили я. Только штукатурка-то треснула, трещину и замазали глиной. В этом виде я помню эту фигуру и направление трещины, а мне было всего только 4½ года»
[8]. (С.)
Алексей Петрович сначала учился у дворового служителя Алексея, по букварю и с резною указкой, расписанной синими фигурками. Потом поступил он в богатый дом одной вдовы (?), где он был какою-то неопределенною фигурой, потому что тут уже был один возлюбленный племянник. Дама эта была вдова наместника; она, как и все подобные ей особы того времени, была пропитана чванностью. Тогдашние наместники избирались лично самою императрицею Екатериною; способности и знания их были ей известны как нельзя лучше; доверенность к ним была неограниченна; они управляли губерниями двумя, тремя и более. Это были совершенные сатрапы персидские. Такое положение естественно увеличивало гордость в родственницах и супругах этих особ. (С.)
Очень рано был он отдан учиться в Университетский благородный пансион, на руки к профессору Ивану Андреевичу Гейму. Профессор этот полюбил Алексея Петровича, и Алексей Петрович полюбил профессора. Бывши уже в чине генерал-майора, он не проезжал Москвы без того, чтобы не посетить своего наставника. А в Москве он бывал редко и то проездом, по делам службы. Родных у него здесь не было, а знакомых весьма мало и редко. Приедет он в Москву не как в столицу, а просто как на станцию: переложат ему лошадей в слободе и, как курьер, он мчится далее. (С.)
Попечителем пансиона был тогда Павел Иванович Фонвизин.
Памятным ему остался в пансионе учитель математики Крупеников.
Из пансиона, по переселении родителя из Москвы, он попал в Петербург, к знаменитейшему того времени математику Лясковскому, ученому, но в то же время и педанту. Однако он заслужил его привязанность и платил ему тем же. Впоследствии, именно в начале царствования Николая Павловича, взбунтовавшиеся гвардейцы навлекли на себя гнев царя. Алексей Петрович был тогда наместником на Кавказе. Из бунтовщиков был составлен целый полк, назначенный на Кавказ; в числе разжалованных был и сын Лясковского. Престарелый отец писал по этому случаю Алексею Петровичу, просил его принять его сына под свое покровительство и вспомнить своего бывшего наставника на закате дней. И действительно, через четыре дня после написания письма Лясковского не стало. (С.)
Князь Юрий Владимирович Долгорукий отвез Ермолова в Санкт-Петербург в 1792 году, тогда как он имел уже чин капитана гвардии, записанный в службу очень рано, по обычаю того времени. Он тотчас поступил адъютантом к графу Самойлову.
Присоединяю дополнение из записок Д.В. Давыдова об этом времени.
Будучи выпущен, в 1792 году, капитаном в Нижегородский драгунский полк, молодой Ермолов, коего отец был правителем канцелярии у генерал-прокурора графа Самойлова, состоял при сем последнем в качестве адъютанта; он был по нескольку раз в год посылаем графом с грузом эполет и аксельбантов, единственной в то время фабрики Роговикова, к знаменитой княгине Е.Р. Дашковой, занимавшейся парфилажем. Выдержав экзамен с особенным отличием, он был переведен в артиллерию; участвовав в войне 1794 года с поляками, он заслужил лестные отзывы славного генерала Дерфельдена, мнением которого он всегда очень дорожил.
Ермолов, отличившись в особенности при штурме Праги, был награжден знаком Св. Георгия 4-го класса, полученным по назначению самого великого Суворова, вместе с князем Дмитрием Владимировичем Голицыным и И.Л. Шаховским. Будучи послан в Италию, вместе с чиновником Вюрстом, коему было поручено окончить коммерческие дела с Генуэзским банком, он посетил главнейшие пункты Италии и между прочим Неаполь, где видел, знаменитую по своей красоте, леди Гамильтон; вследствие ходатайства графов Самойлова и Безбородки, снабдивших его письмами к всесильному барону Тугуту, Алексей Петрович был назначен состоять при австрийском главнокомандующем Девисе, питавшем к русским величайшее уважение, после сражения при Рымнике, в коем он участвовал.
Вызванный из Италии, где он с австрийцами принимал участие в разных стычках против французов, Ермолов, в проезд свой чрез Берлин, присутствовал при бракосочетании знаменитой королевы Луизы. Отправившись вскоре по своем возвращении в поход против персидского шаха, Ермолов, после бомбардирования Дербента, вековые стены которого разрушались с страшным треском, двинулся далее; переправившись с прочими войсками графа Зубова чрез Самур, он следовал к Куре на встречу бесчеловечному Аги-Магомед-хану, спешившему с огромным войском и 80 слонами.
Прибывший курьером, подполковник граф Витгенштейн (впоследствии фельдмаршал) привез повеление императора Павла о поспешном возвращении войск в пределы России для полезнейшего армии употребления. Хотя на основании полученного поведения надлежало каждому полку отступать порознь, что могло подвергнуть каждую часть совершенному поражению, но по решению военного совета весь отряд отступил вместе до Терека, где его ожидал своенравный граф Гудович, пылавший гневом за то, что не ему было вверено начальство над экспедиционным корпусом. Избегая встречи с ним, многие, и в том числе Ермолов, пробрались степью в Астрахань
[9].
«Возвратившись в Россию, он поступил в состав батальона Иванова, из коего впоследствии образовался 4-й артиллерийский полк, в котором, по мнению графа Аракчеева, «у семи офицеров был лишь один мундир». (Д.)
Будучи произведен, по возвращении из похода в Персию, в подполковники, молодой Ермолов, командовавший артиллерийскою ротою, проживал в Несвиже; он квартировал вместе с доблестным князем Дмитрием Владимировичем Голицыным, братом его – умным князем Борисом, и двоюродным их братом – князем Егором Алексеевичем. Ермолов был поручен еще в войну 1794 года командиру Низовского полка полковнику Ророку, который в свою очередь передал его капитану того же полка Пышницкому (впоследствии начальнику дивизии); он подружился здесь с подпоручиком Низовского полка князем Любецким, известным по своим высоким способностям и обширным сведениям.
Александр Михайлович Каховский, единоутробный брат А.П. Ермолова, столь замечательный по своему необыкновенному уму и сведениям, проживал спокойно в своей деревне Смолевичи, находившейся в 40 верстах от Смоленска, где был губернатором Тредьяковский, сын известного пиита, автора «Телемахиды». Богатая библиотека Каховского, его физический кабинет, наконец празднества, даваемые им, привлекали много посетителей в Смолевичи, куда молодой Ермолов прислал шесть маленьких орудий, взятых им в Праге после штурма этого предместий, и небольшое количество пороха, коим воспользовался хозяин для делания фейерверков. Независимое положение Каховского, любовь и уважение, коими он везде пользовался, возбудили против него, против его родных и знакомых недостойного Тредьяковского, заключившего братский союз с презренным Линденером, любимцем императора Павла. Каховский и все его ближайшие знакомые были схвачены и посажены в различные крепости под тем предлогом, что будто бы они умышляли против правительства; село Смолевичи с библиотекою и физическим кабинетом было продано с публичного торга, причем каждый том сочинения и каждый инструмент были проданы порознь; Линденер удержал у себя из вырученной суммы двадцать тысяч рублей, а Тредьяковский пятнадцать тысяч рублей. Село Смолевичи досталось Реаду. Во время отступления наших войск от западной границы, в первую половину Отечественной войны, Ермолов, проходивший со штабом первой армии через Смолевичи, нашел здесь много книг с гербом Каховского. (Д.)
