Пилс отчаянно чихал, шмыгал носом, вытирался платком не первой свежести, кутался в полосатый шарф и выглядел еще более жалким, чем обычно. Илайн была безупречна, как всегда. Темно-зеленое платье, корсет из коричневой кожи, миниатюрная шляпка с вуалью, украшающая прическу. Глядя на эту женщину, хотелось начать жизнь заново, только чтобы заполучить шанс очутиться с ней на одной ступени. Но я не питал надежд на этот счет.
Вилсон поправил серый нашейный платок, сложил руки на столе, накрыв одной ладонью другую, и объявил:
— Завтра важный день.
Неужели именно эта фраза зрела четверть часа, пока мы сидели в тишине? Мой кофе уже почти остыл, как и интерес к происходящему.
— Леди Коллинс, вы отправитесь с Лорингом.
— Как?! Инспектор! Вы же доверили это дело мне! — воскликнул Пилс. Забывшись, он убрал платок от лица и позволил нам всем увидеть вздувающиеся пузыри у него под носом.
Илайн опустила голову, чтобы скрыть смешок, Вилсон поморщился, и Пилс поспешно прикрылся, страшно выпучив глаза и покраснев.
— Именно поэтому идет леди Коллинс, — невозмутимо продолжил старший сыщик. — В таком виде вы не можете явиться в «Звонкие серебряные бубенчики»!
Как по мне, даже пышущий здоровьем Пилс в борделе смотрелся бы в лучшем случае нелепо. Это при условии, что он не лишился бы чувств еще при входе. Меня больше интересовал вопрос, зачем понадобилось мое присутствие.
— Благодарю за заботу, но я пока воздержусь от удовольствий «Бубенчиков». Коплю деньги на свободную жизнь, знаете ли.
— Вряд ли у вас будет время расслабляться, — усмехнулся Вилсон. — Вы должны попасть в комнату, где проходит встреча участников «Прорыва».
— А заодно понаблюдать за их оргией? Кем вы меня считаете?
— Тем, кто пока на волосок от виселицы, — хмуро бросил он.
— Вы не можете вечно разыгрывать эту карту.
— Напрасно так полагаете.
Вилсон повернулся к Илайн:
— Вы ведь справитесь?
— Разумеется, — фыркнула она несколько обиженно.
— Кхе.
Они обернулись ко мне, издавшему эту пародию на кашель. В глазах Илайн сверкали молнии.
— У подсудимого есть шанс высказать свое мнение?
Вилсон махнул рукой, позволяя.
— Леди Коллинс была бы весьма полезна для прикрытия, — сказал я, беспардонно ставя пустую чашку из-под кофе на стол инспектора. — Поскольку меня там многие знают, лучше чтобы в двери вошел не Арчи Лоринг.
— Мы дадим вам все необходимое для маскировки, — кивнул Вилсон.
— Это великолепно. И все же мне придется действовать нестандартно, по ситуации, импровизировать. Сомневаюсь, что бесподобная леди Коллинс станет, задрав юбку, ползать по трубам или спускаться в канализационные туннели.
— Я бы могла… — начала девушка, но Вилсон перебил ее:
— Разумеется, это исключено. Но ведь и необязательно вам придется заниматься такими вещами.
— Вы держите меня здесь не потому, что я вам нравлюсь, а из-за моего ремесла. Так вот, я не стал бы тем, кто вам нужен, если бы думал о ком-то, кроме себя.
— Золотые слова, — воскликнула Илайн, не удержавшись. — Наконец-то правда!
— Я вам еще ни разу не солгал, — мой поклон был воспринят со скептической ухмылкой.
— Что вы предлагаете? — вскинул бровь Вилсон. — Отпустить вас одного?
Подумав немного, я предложил свой вариант развития событий в «Бубенчиках». Пилс возмущенно чихал и исторгал из себя трубные звуки, пытаясь продемонстрировать несогласие. Илайн поначалу хмурилась и качала головой, но заметив, что Вилсон внимательно прислушивается к моим словам, поникла.
— Мне решительно не нравится ваш план, — подытожил старший сыщик, обдумав сказанное мною. — Но в то же время, он кажется логичным и единственно верным.
Судя по лицу Илайн, она рассчитывала на другой вердикт, но в моем присутствии не стала унижаться до просьб и уговоров начальника.
Ночью я плохо спал. Меня мучили кошмары с той нашей встречи с Вудроу. Я снова видел его стоящим в клетке, куда ловца заперло чудовище из замка. Иногда сновидение показывало, как электрические разряды прожигают тело несчастного, как он корчится от боли, не в силах освободиться от пут. Как по металлическим цепям проносятся искры, раскаленные кандалы обжигают запястья. А потом вдруг я оказывался в теле Вудроу и ощущал на себе пытку огнем. Я просыпался в поту и дрожи, осматривал себя, чтобы убедиться, что это всё лишь сон. Хоть на коже не было ничего, кроме старых шрамов от ножей и стекол, я все еще чувствовал адскую боль и не мог избавиться от мысли, что сам побывал в той клетке.
Так было и ныне. Я проснулся задолго до рассвета. Осенью утро начинается поздно, день короток, а ночь кажется вечной и беспросветной. Одевшись, я вышел из своей камеры, которую больше не запирали, и тихо прошел по этажу, не потревожив работающих в открытых кабинетах венаторов. Дойдя до окна, я прислонился лбом к холодному стеклу. Капли, стекающие по внешней стороне, будто сквозь призрачную грань касались моего лица. Там, в кромешной тьме, не было видно ничего, кроме моего отражения. Мне в глаза смотрел собственный призрак, худой и злой, одна половина лица очерчена размытым светом далекой лампы, вторая — растворилась в ночи.
«Это все, что от тебя осталось, Арчи Лоринг. Псы загнали тебя в ловушку, оттяпали добрую часть плоти, и выбросили истекающий кровью ошметок подыхать у всех на виду. Для потехи. А вдруг пригодится». Если Вилсон обманет и не выдаст мне документы, я убью его. Клянусь, что всажу нож в его глотку, перед тем как отправлюсь на виселицу.
* * *
— Еще несколько наших добровольческих отрядов отправились на границу Огалтерры.
Один из молодых венаторов обращался к собравшимся вокруг товарищам. Меня они не замечали, привыкли, как к растению или домашнему животному. Я так и стоял у окна, дождавшись тусклого рассвета.
— Вчера задержал крепко выпившего репортера. Он только вернулся из колонии, рассказывает всякие чудеса. О тумане, в котором исчезла целая рота. И местных, которых в глаза никто не видел.
— Как не видел? А воюет кто? Они же первые напали на земли Патрии.
Мне вспомнился подслушанный возле дома Энтони разговор. Кто-то нарочно передавал неверные сведения. Что-то там не так с дальней колонией. Огалтерра неохотно отдала свои земли, и конфликт был ожидаем, но численность людей столь мала, что война бы закончилась, не начавшись. А теперь разговоры о потерях и добровольцах.
По большому счету, мне было плевать. По малому — тоже. Закончу своё последнее дельце, раскланяюсь в ножки Патрии Магнум, и уеду так далеко, как сумею. Куда-нибудь, где империя еще не построила свои колонии и не развязала войну.
— Сегодня с первой платформы отправился состав. Я бы сам записался, но со службы не отпускают.
