Все это они знали. А вот до чего не смогли додуматься некоторые из них, так это что с поступлением в колледж это не кончится. Напротив, гонка начнется снова: они будут штудировать каталог предлагаемых курсов в поисках тех, что попроще и обещают легкие пятерки, они будут записываться на разные факультативные занятия, чтобы придать больше совершенства будущим резюме, и их охватит радость, а вовсе не возмущение, когда очередной профессор точно скажет, что станет спрашивать на экзамене, поскольку это будет им надежным знаком, что остальной материал можно не учить. Они будут ощущать себя недоврачами, недоюристами, недобизнесменами: приставка недо– говорит о том, что все их нынешние занятия ничего не значат, а ценны лишь тем, что имеют какое-то отношение к тому, чем они будут заниматься потом.
Но и по окончании колледжа этот образ существования не закончится. И конца-края ему не видно. Потому что теперь, имея в кармане диплом, они должны вступить в битву за новый комплект наград, чтобы ухватить лучшие квартиры, офисные места и должности, обещающие самое стремительное продвижение в корпоративном мире. Затем настанет черед самых престижных назначений, партнерств, вице-президентств и прочего, они будут вкалывать еще больше и рвать жилы в неистовом ралли в светлое будущее. И вот, достигнув среднего возраста, они вдруг проснутся среди ночи и в приливе тоски удивятся, что же это стало с их жизнью. (Если это чувство не пройдет, выпускник хорошего медицинского института пропишет им патентованное лекарство.)
И уж будьте уверены, еще более печальная судьба, возможно, поджидает тех, кто вынужден изо всех сил стараться удержаться на плаву, как в финансовом плане, так и в психологическом. Стоит ученику получить первую отметку за что-либо им сделанное, как у него под ногами включается нечто вроде тренажера, беговой дорожки. Она создает иллюзию движения, которого в реальности нет у всех, кто изо всех сил борется за награды или старается избежать наказаний: и в том, и в другом случае это гонка, которую нельзя выиграть.
Я высказал все это перед аудиторией в школе, под конец совершенно пропотев и опасаясь, что мои речи сильно смахивают на проповедь. Но я также решил, что нужно адресовать какие-то слова и присутствовавшим в зале преподавателям и родителям. «Если вам по опыту знакомо то, о чем я говорю, – сказал я, обращаясь к ним, – то ваша обязанность – рассказать этим ребятам все, что вы об этом знаете, и помочь им осознать ужасающие издержки этой гонки. Не для того чтобы побыстрее двинуть их вперед – они гораздо больше нуждаются в том, чтобы вы показали им, на что они идут и какой будет их жизнь, чем в очередном совете, как приукрасить вступительное заявление, или дежурном напоминании, что очень важно хорошо сдать выпускной экзамен».
Как наши дети учатся гнаться за хорошими отметками? А вот как: «Вы бы, ребята, лучше послушали, ведь все это войдет в контрольную». И так: «Четверка с минусом? Дебора, как это понимать?» И еще: «Я горжусь тем, что ставлю отметки по всей строгости. Так что тебе следует вот здесь подтянуться». Факт в том, что
это во власти педагогов – ослабить пагубный и искажающий реальную картину аспект практики преподавания, который так часто мешает процессу учебы. Если учителя станут меньше упирать на отметки, это может не только послужить снижению стандартов, но и стать стимулом ориентироваться именно на обучение
[729].
Правда, повышенная чувствительность учеников к отметкам – дело рук не одних только преподавателей. Мне доводилось видеть детей, которые чуть не с момента появления на свет отчаянно рвались попасть в университеты, известные особой придирчивостью в выборе студентов. Мне удалось проследить, откуда берет начало эта настойчивость. Я наблюдал, как детство ребенка превращали в одно безостановочное старание подготовиться к поступлению в Гарвард (в итоге я окрестил этот процесс Preparation H
[730]). Я встречал родителей, которые проделывали все это из самых лучших побуждений, равно как и родителей, которые в итоге желали получить удовольствие от успехов своих детей, покрасоваться перед другими родителями, когда зайдет речь о том, чего добились их дети. И в обоих случаях я видел, как все это выхолащивает и обедняет чью-то жизнь.
Когда мне удалось, наконец, завершить свое выступление, я окинул взглядом аудиторию и заметил, что одетый с иголочки юноша лет шестнадцати машет мне рукой с балкона. «Вот вы тут призываете нас просто не ввязываться в гонку за традиционными наградами, – сказал он. – А что еще нам остается?»
Меня не так-то просто сбить с толку, но тут я лишился дара речи и какое-то время стоял, вцепившись в микрофон и молча глядя в зал. Думаю, это был самый удручающий вопрос из всех, что мне когда-либо задавали. Передо мной, как я понимал, стоит молодой человек, на зависть успешный по привычным меркам, которого впереди ожидает еще больше славы и успеха, но в том месте, где должна помещаться душа, у него зияет огромная дыра. То был не столько вопрос, требующий ответа (хотя я что-то все же пробормотал в ответ), сколько обвинительный акт отметкам, извечной погоне за наградами и ее итогу в виде девальвации ценностей, и это действовало куда более убийственно, чем любой аргумент, который я мог бы предложить.
От унижения отметками к свободе от отметок
Когда в существующей системе возникают неполадки, мы действуем сразу в двух направлениях. Делаем все от нас зависящее, чтобы в рамках имеющихся в системе структур минимизировать причиненный вред. И одновременно начинаем взаимодействовать с другими, чтобы попытаться сообща изменить структуру, где возник сбой, и при этом прекрасно осознаём, что еще очень долго ничего кардинального не произойдет. Если мы двинемся исключительно последним путем, то есть мобилизуем всех причастных на демонтаж системы выставления отметок, то, возможно, этого будет недостаточно, чтобы оградить учеников (а это ведь наши дети) от разрушительного воздействия отметок и прочих поощрений, с помощью которых их тем временем по-прежнему будут контролировать. Но – и это, видимо, признать куда труднее – если мы просто примиримся с нынешним положением дел и потратим все свое время на то, чтобы помочь детям приспособиться к существующей системе и жить по ее правилам, не изменится ничего, и позже наши дети будут проделывать все то же самое со своими детьми. Как кто-то когда-то заметил, реальность разрушает, а абсолютная реальность разрушает абсолютно.
Если не существует причин оценивать учащихся с помощью отметок, тогда и нечего их оценивать. Но пока мы не изживем отметки (по крайней мере, у нас в школах), мы можем предпринимать небольшие и, да, реалистичные шаги в правильном направлении. Вот квинтэссенция того, что нам надо делать: учителя и родители, по-настоящему заинтересованные в образовании детей, должны сделать все, что только в их власти, чтобы помочь детям поскорее забыть, что отметки существуют.
Чтобы последовать этому совету, необходимы революционные перемены в нашем отношении к школе и в обращении с учениками. Нам придется переосмыслить, что такое обучение, каковы его цели и действительно ли мы готовы содействовать его развитию. Но перемены, которых потребует этот путь, и трудности, которые на нем могут возникнуть, нам следует сопоставить с нынешним упором на отметки, который пусть знаком и удобен нам, но ведет к разрушительным последствиям. Доказательств этому уже достаточно. (Бывает, что, изучая предложение что-либо изменить, мы оцениваем возможные риски и недостатки, как будто альтернатива в виде нынешнего положения вещей никаких изъянов не имеет.)
