Объяснения должны соответствовать уровню понимания ребен-ка, форма, в которую они облекаются, может быть разной в зависимости от ситуации. Иногда это может быть «индуктивный метод», как его называет Мартин Хоффман, когда ребенка подводят к пониманию, как его действия сказываются на других людях
[806]. Иногда объяснения могут быть насыщены эмоциями: разумные причины не обязательно исключают чувства, например, когда родитель рассказывает ребенку, почему не принято высмеивать других людей. (Тут главное в том, чтобы не позволить чувствам заслонить саму суть.) Объяснение всегда должно даваться в разговоре с ребенком, в котором он имеет право голоса и его реакция приветствуется, это не должен быть монолог родителя.
Однако в идеале сотрудничество не ограничивается тем, что взрослый объясняет ребенку, почему ему следует (или не следует) делать что-то. Нет, это процесс совместного принятия решения. В случае так называемого дисциплинарного вопроса первая стадия предполагает обсуждение, действительно ли поступок, о котором идет речь, – это нарушение правил, и если да, то почему. Родители обычно сами определяют это и объявляют ребенку, что его поведение должно измениться. Однако ребенок может не понять, почему он обязан вести себя иначе, разве что только потому, что так велел тот, кто сильнее и распоряжается наградами и наказаниями. (И потому в подобных случаях изменения в поведении обычно поверхностные и временные.)
Действительно ли это плохо и неправильно, когда у ребенка в комнате полнейший беспорядок? Должны ли дети прекратить отнимать игрушки у друзей? Должны ли ученики в классе поднимать руку, перед тем как что-то сказать? Иногда родители или учителя сами решают, какой ответ будет правильным, и тогда их цель в том, чтобы в разговоре помочь ребенку понять причину. Иногда – по-моему, слишком редко – взрослые желают прийти к взаимному пониманию с детьми по поводу того, что считать ненадлежащим поведением
[807].
В любом случае совместные рассуждения вслух о том, что такое плохо (и почему), играют незаменимую роль в нравственном развитии ребенка. «Когда действительно возникают серьезные проблемы с дисциплиной, – говорит Джон Николлс, – их можно трансформировать в умственные задачи, что превратит каждого ребенка в законотворца и наведет его на рассуждения из области нравственной философии. И тогда вместо упражнений на соблюдение дисциплины получаются увлекательные приключения в царстве этики»
[808].
Предположим, уже нет сомнений, что поведение ребенка представляет собой проблему, и тогда наша следующая задача – определить его источник, что особенно важно, если ребенок регулярно плохо себя ведет. Как я уже говорил, наказания и поощрения неэффективны отчасти потому, что их цель – контролировать поведение, оставляя в стороне его причины. Представители разных направлений научной мысли склонны предполагать разные мотивы, например, одни делают упор на потребность ребенка во внимании, другие – на поданном ему кем-либо примере (например, мальчик может проявить агрессию по отношению к друзьям потому, что дома с ним так обращаются родители), третьи видят корень проблем в окружении ребенка в семье или в классе, где он учится. Если оставить в стороне теории, разные обстоятельства наполняют один и тот же тип поведения разным значением.
И как нам выяснить настоящую причину плохого поведения? Самый очевидный выход – спросить у самого ребенка. Родители часто не дают себе труда задать такой вопрос либо потому, что считают причину и так понятной, либо потому, что не придают значения этому. Иногда они все же спрашивают, но резким угрожающим тоном («Почему ты опять вовремя не подготовился к школе? А? Почему? Ну-ка, отвечай!»), и тогда ребенок со всей ясностью понимает, что его вовсе не просят подумать о возможных причинах, а хотят, чтобы он стоял с опущенной головой, всем своим видом изображая раскаяние, чтобы он робко оправдывался и мечтал, чтобы его не наказали.
Маленькие дети не всегда могут осознать и выразить словами, что побудило их повести себя именно так. Не может же пятилетний мальчик в ответ на вопрос задумчиво помолчать, а потом сказать: «Видишь ли, папа, вероятно, я стукнул Алекса потому, что так я вытесняю свое эмоциональное расстройство, вызванное тем, что я слышу, как вы с мамой только и делаете, что кричите друг на друга». Скорее всего, ребенок сможет только пожать плечами и пробормотать: «Я не знаю». (Дети постарше тоже могут отделаться таким ответом, но шанс добиться более вразумительного объяснения увеличится, если создать атмосферу ненаказуемости и сотрудничества, чтобы ребенок не побоялся говорить о том, что натворил.) Когда он не склонен к откровенности, родителям и учителям приходится брать на себя роль детективов и пытливо выискивать подсказки, которые могли бы пролить свет на истинные причины поведения ребенка, и в поисках решения осторожно примерять к ситуации различные гипотезы.
Следующая стадия – вместе с ребенком составить план: «Как ты думаешь, как нам решить эту проблему?», «Как думаешь, что нам теперь надо сделать?». Некоторые предпочитают составлять формальный договор, где четко прописаны условия, что, впрочем, имеет мизерное значение в сравнении с тем, каким образом достигнуто соглашение. Стало оно плодом совместных усилий или взрослый составил его сам? Принято соглашение добровольно или по принуждению? Основано ли оно на осознании ребенком, как выглядит его поступок с точки зрения морали, или он на все согласился, чтобы избежать наказания (или получить награду)? Есть хороший способ выяснить, будет ли от договора польза – спросить об этом самого ребенка. В некоторых случаях разумным последействием деструктивного поведения станут старания починить, почистить, принести извинения – в зависимости от конкретной ситуации: «Когда дети не боятся, что их накажут, они охотно вызываются возместить причиненный ими ущерб»
[809].
Наконец, в большинстве случаев очень полезно через какое-то время проверить, действительно ли проблема разрешилась, как работает план, не нужно ли применить дополнительные стратегии или целиком переключиться на новые, а может, надо просто дать ребенку возможность гордиться собой за успешно решенную проблему. Кроме того, такого рода обсуждения позволят участникам еще раз вместе подумать над процессом и определить, справедлив ли он, конструктивен ли. Последнее особенно важно, когда ученики всем классом решают какую-либо проблему.
Свобода выбора. Обсуждение сотрудничества плавно подводит нас к вопросу о свободе выбора или автономии. Когда взрослые не знают точно, почему произошел инцидент или что с этим делать дальше, им следует руководствоваться фразой: «Привлеките к этому детей». Чем больше ребенок ощущает себя частью процесса, чем больше востребована и серьезнее воспринимается его точка зрения, тем с меньшим числом проблем нам придется иметь дело.
