– Поехали, – сказала я, войдя в ближайший вагон и заняв место.
7
Когда мы прибыли в Лондон, занимался серый хмурый рассвет. На вокзале было шумнее обычного. Я медленно, стараясь не привлекать внимания, внедрилась в группу толкающихся школьников. Хо-хо! Притворюсь чьей-то сестрой, как будто я пришла встретить неряшливого братца, приехавшего на каникулы.
Медузообразной массой мы поползли к выходу.
На улице у тротуара стояло черное такси.
– Куда? – спросил водитель и жутко поморщился, затягиваясь сигаретой. – В Букингемский дворец?
Я деловито уселась на заднее сиденье.
– Бедфорд-сквер, – был мой ответ.
– Дом?
– Семь, – сказала я, поскольку это была первая пришедшая мне на ум цифра и поскольку я предположила, что на любой площади в Лондоне наверняка должен быть дом номер семь. Намного большее число может выдать мое относительное незнание географии Лондона.
– Хорошо. – И такси тронулось.
Я не одобряю утреннюю болтовню даже в тех, кого знаю и люблю. Обычно это признак небрежного ума, которому не следует потакать.
Не успела я опомниться, как мы достигли места назначения. Я расплатилась с таксистом, отвернулась и быстро направилась к дому семь, делая вид, что копаюсь в кармане в поисках ключей. Судя по именам на табличках, тут живут сплошные архитекторы.
Дождавшись, когда такси отъедет, я направилась на поиски нужного мне адреса. Нумерация начиналась на восточной стороне площади и продолжалась на север, а затем на запад.
А потом посреди георгианских дверей солиситоров, землемеров и разнообразных обществ внезапно возникла она: вывеска «Ланселот Гэт, издатель».
Я потянула за холодную медную ручку, но дверь была заперта. Я немного подергала, но ничего не изменилось. Света в окнах не было.
Я осмотрелась по сторонам. Если не считать моих собственных отпечатков на свежем, неубранном снегу, других следов почти не было. Рабочий день еще не начался. Придется подождать.
Я подула на сложенные лодочкой ладони, издав глухой звук, напоминающий уханье совы. Я уехала из дому без перчаток и уже начала жалеть об этом.
Такое впечатление, что температура стремительно снижается. Сейчас явно холоднее, чем было на вокзале.
Я пребывала в раздумьях о моих дальнейших действиях, когда из-за угла появился мужчина в пальто с пелериной. Несмотря на снегопад, он нес сложенный зонтик. В его руках также была свернутая в трубочку газета.
Он радушно кивнул, доставая ключи.
– Мистер Гэт? – предположила я.
Мужчина изумленно нахмурился, но потом медленно и широко улыбнулся.
– Господи, нет. Мистер Гэт, как и Джейкоб Марли, мертв уже семь лет. На самом деле шесть, но цифра семь арифметически куда приятнее, не так ли?
Должно быть, на моем лице отобразилось уныние.
– Неважно, – продолжил он. – Несмотря на безвременную кончину мистера Гэта, его безутешные наследники продолжают крутить ту же шарманку, тянуть ту же лямку. Чем я могу помочь? Хотя погоди-ка. Вместо того чтобы замерзнуть до смерти на крыльце, я предлагаю хлебнуть чайку у меня в кабинете. Тебе знакомо слово «хлебнуть»? Это американизм. В прошлом году я вычитал его в книге о рыбалке на мушку в Колорадо. Слишком хорошее словечко, чтобы не ввести его в обиход, как ты считаешь?
– Да, – выдавила я.
– Входи, входи, – пригласил он, толкая разбухшую от влаги дверь плечом.
Внутри мы отряхнули снег с ног на древнем джутовом коврике, и я пошла следом за мужчиной на второй этаж. Его офис напоминал пещеру, вырезанную в скале из книг. От пола до потолка, от стены к стене – повсюду были угрожающие обвалиться стопки книг. Любая доступная поверхность служила основанием для шаткого книжного сооружения, и эти горы напомнили мне Пизанскую башню или огромные термитники в Эфиопии, виденные на фотографиях.
– Присаживайся, – пригласил он, принимая мое пальто и убирая стопку книг с кресла, которое, судя по виду, было чиппендейловским. – Итак, меня зовут Фрэнк Борли. Чем могу быть полезен, мисс…?
– Де Люс, – представилась я, устроившись в кресле. – Флавия де Люс. Я провожу исследование о жизни одного из ваших покойных работодателей. – Поскольку я не знала фамилии, мне пришлось выкручиваться. Я подалась вперед, понизила голос и с заговорщицким видом добавила: – Несколько лет назад она утонула, ныряя в Средиземном море.
– Господи! – воскликнул он. – Луиза Конгрив?
Это был вопрос, но не вопросительный. Я выдержала паузу.
– Она была теткой моей подруги, – сказала я, и это была почти правда. – Семья хочет написать ее биографию.
А это совсем не правда.
– Я знаю, она жила увлекательной жизнью, – продолжила я. – Мне хотелось бы пообщаться с людьми, которые ее знали. И я подумала, почему бы не начать отсюда.
– И семья Луизы дала тебе разрешение?
– Ее племянница Карла Шеррингтон-Кэмерон. Да. Она практически умоляла меня.
Фрэнк Борли засунул мизинец в ухо и покрутил там, словно настраиваясь на правду.
– Да, – медленно произнес он. – Я помню, как однажды Луиза говорила, что собирается сводить племянницу в Лондонский зоопарк, и эту племянницу звали Карла. Да, похоже на правду.
Я бросила на него вкрадчивый взгляд, пытаясь внушить ему: прекрасно, продолжайте, не останавливайтесь.
– Значит, вы писательница?
Неожиданный вопрос.
– Я думаю об этом, – сказала я, – но только в качестве хобби.
Я знаю, это прозвучало несколько высокомерно, но временами, когда тебя ловят на горячем, лучше так, чем никак.
– И твоей специальностью будут биографии?
– Я очень люблю биографии. Особенно о жизни великих химиков, например Пристли и Лавуазье. Дома у меня есть экземпляр «Жизнеописаний ученых мужей» лорда Брума, хотя, конечно, эта книга несколько устарела в свете новейших научных открытий.
– А ты хочешь затащить их, отбивающихся и отбрыкивающихся, в двадцатый век, да?
Раньше я об этом не думала, но тут передо мной открылись потрясающие возможности.
«Жизни великих химиков» Флавии де Люс.
Кавендиш, Шефе, Пристли, Бойл, Гейлс, Хук – список бесконечный. Каждому из них я посвящу отдельную главу.
– И как в это вписывается мисс Конгрив?
Разумный вопрос для издателя; надо быстро придумать ответ.
– Она умерла в акваланге, – начала импровизировать я. – Это аппарат, работа которого была бы невозможна без экспериментов Блэка и Лавуазье с природой, химическими составами и эластичностью воздуха.
– Гм-м-м, – протянул он. – Новаторская идея, должен признать. Но вряд ли из этого получится сенсационный бестселлер, о котором будут все говорить. Это не то, о чем из номера в номер будут писать таблоиды.
