– Доггер, – тихо позвала я, – это Флавия. Все в порядке?
Конечно, я имела в виду, в порядке ли он сам.
Хотя у него уже какое-то время не было «эпизодов», я все равно беспокоилась, что снова увижу, как он всхлипывает в углу, сжавшись в комок, или воет как безумный, вспоминая немыслимые пытки, которым он подвергся в лагере для военнопленных. Отец и Доггер оказались в одной японской тюрьме и лишились там чего-то, что нельзя было восполнить.
Хотя это противоречило всем моим инстинктам, я открыла дверь и заглянула внутрь. С детства нас приучили, что комната Доггера наверху черной лестницы – это его святая святых, что когда он там находится, ни в коем случае нельзя его беспокоить. Временами я нарушала это правило – чаще всего руководствуясь важными причинами, например, если у него случался приступ, – но, как правило, я его не трогала.
Не стоило беспокоиться. В комнате никого не было, и спартанская кровать Доггера была застелена с армейской аккуратностью.
Может, он на кухне, подумала я и направила стопы в ту сторону.
Но нет. Миссис Мюллет уже ушла, и кухня казалась непривычно пустой. Я поклялась никогда в жизни больше не опаздывать на ужин.
И внезапно меня осенило. Ясно, как белый день! Это же понятно. И как я раньше об этом не подумала?
Я взяла пальто и перчатки из шкафа в вестибюле, вернулась на кухню и открыла заднюю дверь.
Мир превратился в страну чудес. Сильный ветер прогнал почти все облака и оголил деревья, в небе висел серп луны, и все вокруг блестело и сверкало. Словно декорации к русскому балету перед выходом танцоров – может быть, к «Снежной королеве», в которой сердца людей пронзают и замораживают осколки льда из разбитого зеркала троллей?
Под лунным светом сиял даже кухонный огород, и старая кирпичная стена бросала холодные красноватые отблески на останки грядок.
Под моими ногами похрустывало, когда я пошла к каретному сараю.
Я вежливо постучала.
– Доггер? – позвала я. – Ты тут? Это Флавия.
Дверь сразу же открылась, как будто он стоял и ждал моего прихода.
– Мисс Флавия. Все в порядке?
– Да, спасибо, Доггер. Можно мне войти?
– Прошу вас, – сказал Доггер, делая шаг назад. Я заметила, что у него рукава закатаны до локтей.
Посреди сарая стоял старый «Роллс-Ройс Фантом II», принадлежавший Харриет. Много лет он стоял покинутый, до тех пор, пока Доггер каким-то чудом не завел его, когда мне угрожала смертельная опасность. Его снова вывели из сарая во время похорон Харриет, но с тех пор он стоял на прежнем месте, думая и мечтая о чем-то своем.
Мне почудилось, что это место, освещенное одной-единственной парафиновой лампой для экономии электричества, напоминает ясли.
Перед высоким никелированным радиатором стояла трехногая табуретка. Доггер вернулся к своему прежнему занятию – продолжил полировать его с хирургической тщательностью.
– Ты приводишь ее в порядок, чтобы забрать отца из больницы? – догадалась я.
Так и знала!
Доггер подцепил прилипший комочек грязи ногтем.
– Берт Арчер предложил выровнять вмятины, – сказал он. – Не может устоять перед старыми «Роллс-Ройсами», особенно перед пострадавшими.
Разумеется, Доггер имел в виду ущерб, причиненный автомобилю во время моего спасения из гаража за библиотекой, – инцидент, который я предпочитаю не вспоминать. Разве что момент, когда я увидела счастье на лице отца.
– Берт говорит, что если мы сегодня отгоним машину в его гараж, он сразу же возьмется за работу.
– Но цена… – Я вспомнила о грудах бумаг и неоплаченных счетов, воздвигнутых на отцовском столе, словно осыпающиеся башни Ангкор-Ват. Хотя Букшоу достался мне, наши дела все еще находились в ужасающем состоянии после многих лет осады со стороны седовласых мужчин – доходных крыс его величества, как их называл отец, когда думал, что я его не слышу.
– Берт предложил осуществить требуемый ремонт бесплатно, – объяснил Доггер. И загадочно добавил: – Говорит, это меньшее, что он может сделать. Хотите со мной?
Хочу ли я!
– Думаю, мне это понравится, – сказала я, скрывая радость. Если мне предстоит стать хозяйкой поместья, пора начать тренироваться.
Доггер надел пиджак и открыл передо мной дверь. Я села на пассажирское сиденье.
– Надеюсь, однажды ты научишь меня водить ее, Доггер, – сказала я.
– Надеюсь, мисс, – ответил он.
Включились фары, «Роллс-Ройс» плавно тронулся.
– Талли-хо
[24]! – заметил Доггер.
– Талли-хо! – скромно поддержала я.
Даже пешком до деревни можно добраться довольно быстро. Нельзя терять ни минуты.
– Оказывается, покойный мистер Сэмбридж на самом деле был писателем Оливером Инчболдом, – сказала я.
Доггер кивнул.
– Любопытно, но неудивительно, – ответил он.
Что он знал такого, чего не знаю я?
– То есть? – уточнила я.
– То есть это интересно, но неудивительно, – ответил он, и я поняла, что не вытащу из него ни слова. Если есть что-то, к чему Доггер совершенно не склонен, это сплетни.
Надо сменить тему.
– Что за черная штука может использоваться в качестве настенного украшения? – спросила я. – По виду напоминает срез мозга: веер с отчетливым стеблем и ветками. Трудно описать.
– Похоже на горгоновый коралл, – сказал Доггер. – И ваше описание очень точное. Rhipidigorgia, если не ошибаюсь. Полип из семейства горгоновых, его легко отличить от ближайших родственников, поскольку их скелет не растворяется в соляной кислоте. К сожалению, их добывают со дна Средиземного моря в его северо-западной части, чтобы они со временем обратились в прах на стенах наших гостиных.
Меня прошибла дрожь. Разве тетушка Карлы не встретила свой печальный конец, ныряя в Средиземном море? Может, это она привезла коралл в подарок Оливеру Инчболду?
В конце концов, они были близкими друзьями. Или меня заставили в это поверить.
Связана ли смерть Оливера с ее гибелью, несмотря на то что эти события разделены несколькими годами? Надо обдумать эту мысль, и обдумать хорошенько.
– Ты хорошо знаешь естествознание, – заметила я, и Доггер улыбнулся.
– В детстве, – сказал он, – я очень увлекался, кажется, так это называли, имею в виду, меня очень интересовала мать-природа. Я изучал ботанику.
– Ботанику?
