– Растения, травы и так далее. Думал, в один прекрасный день мне это пригодится.
– И как? – не совсем всерьез спросила я.
– Пригодилось, – ответил Доггер и не стал продолжать эту тему.
В этот момент мне представилась мрачная картина, как Доггер и отец, раскрасневшиеся от сидения в засаде где-то на полном испарений поле в Юго-Восточной Азии, выскакивают из канавы и накидывают удавки из острой, как сталь, травы на шеи тех, кто за ними охотится.
– А кораллы? – спросила я, стремясь как можно скорее сменить тему.
– На втором плане, – сказал Доггер. – В конце концов я передал свои образцы Музею естественной истории в Оксфорде.
– Почему? – полюбопытствовала я.
– Чтобы их видели те, кому они больше по душе, чем мне.
– А-а, – протянула я, не найдясь с ответом.
В этот момент мы подъехали к гаражу Берта Арчера. Несмотря на мороз, Берт вышел нам навстречу. Жестами он показал, куда ставить «Роллс-Ройс».
– Удивительный образчик машиностроения, – заметил он, когда мы остановились. – В прошлом месяце я проверял спидометр на «Серебряном призраке» леди Деннистон.
Он жутко ухмыльнулся, как будто удачно пошутил.
– А теперь, – продолжил он, в предвкушении потирая руки, – давайте поставим старушку на подъемник и посмотрим, что у нее под юбками.
Доггер слегка нахмурился.
– Прошу прощения, мистер Арчер. У кое-кого слишком длинные уши.
Берт не отреагировал, но у меня было чувство, что он усвоил урок.
– Нашли еще одно тело, мисс? – спросил Берт. Это прозвучало так, будто он гордится моими достижениями. – Этого парня Сэмбриджа из Торнфильд-Чейза?
– Верно, – спокойно ответила я, пытаясь вести себя сдержанно.
– Мне будет его не хватать. Всегда давал мне работу.
Как странно. Старый «Остин» Роджера Сэмбриджа производил впечатление, будто на нем не ездили со времен динозавров. Я не смогла сдержаться.
– У него была вторая машина? – поинтересовалась я.
– Ха! – возразил Берт. – Зачем ему? Когда у него такая соседка, как Лилиан. Мужчина, у которого есть соседка вроде Лилиан, не нуждается больше ни в чем в этой жизни, как сказал бы викарий.
Я не видела машину около дома Лилиан Тренч, но это не значит, что ее у нее не было. Даже ведьмам надо как-то перемещаться в тех случаях, когда метлы слишком бросаются в глаза.
– Благодарю вас, мистер Арчер, – сказал Доггер. – Не будем вам мешать.
Оставив «Роллс-Ройс» в гараже, мы с Доггером пошли пешком по залитому лунным светом полю обратно в Букшоу.
На середине поля, со Средних веков известного под названием Пашня, мы остановились передохнуть и посмотреть на наши отпечатки ног, уходившие по направлению к деревне и уменьшавшиеся в отдалении.
– Как в песне «Добрый король Венцеслав», да? – спросила я, оттягивая кончики своих метелок (а это не так просто, как может показаться). – Снег лежал, как полотно, ровный, хрусткий, пряный? Есть. Разливала свет луна? Определенно. Хоть мёрз даже голос? Да. Идеальное совпадение, правда, Доггер?
– Идеальное, – согласился он.
– Не хватает только бедняка, собирающего хворост.
В этот самый миг темноту пронзил луч трактора, выехавшего на дорожку и тащившего за собой прицеп с дровами.
Мы рассмеялись.
Никто никогда этому не поверит, и я знала, что мы с Доггером сохраним этот мир только для нас двоих. Есть магия, которой нельзя делиться. Даже слова лишат ее всей силы.
Это знал даже Оливер Инчболд, правда?
Рука в руке, в тиши бредем
По берегу с тобой вдвоем…
Он написал эти строки в одной из своих книг – о том, как он гулял на побережье с сыном. Я помнила иллюстрацию: ни единой живой души в поле зрения, и только исчезают вдали две пары отпечатков, крупные и маленькие.
Как это похоже на наши отпечатки в снегу – Доггера и мои. Другое время года и другой пейзаж, но тот же смысл: взрослый и кто-то младше идут бок о бок в глуши, и только по следам можно определить, где они были.
Как человек, способный написать такие строки, оказался настолько жесток, чтобы избивать ребенка? Неужели Хилари Инчболд говорил правду?
А если нет, о чем еще он мог солгать?
– Ты когда-нибудь задумывался, Доггер, – спросила я, – что, если злоба – это химическое состояние?
– Задумывался, мисс Флавия, – ответил он. – Иногда я думаю только об этом.
Мы снова тронулись в путь, какое-то время молчали, и слышался только хруст снега под ногами.
Хотя я умирала от желания поговорить с Доггером об отце, я обнаружила, что не могу. Доггер и так обременен столькими тревогами, не стоит добавлять свои.
– У тебя есть братья и сестры, Доггер? – спросила я. Первый раз в жизни у меня возник этот вопрос.
– Да, есть, мисс Флавия, – ответил он после очень долгой паузы. – Хотите, чтобы я рассказал о них?
– Нет, – сказала я.
– Спасибо, – отозвался он.
Мы снова какое-то время шли в молчании. В молчании, потому что мы могли столько сказать друг другу.
– Доггер, как ты считаешь, это справедливо, что кто-то живет целую вечность, а кто-то обречен на гибель?
Доггер рассмеялся. Он правда рассмеялся!
Никогда раньше не видела, чтобы он смеялся, и это был странный и приятный звук.
– Неважно, как я считаю, – сказал он. – Есть старая пословица, суть которой заключается в следующем: неважно, куда мы идем, мы все придем в одно и то же место.
Я грустно кивнула, потому что это правда.
– Это все химия, – сказала я.
– Это все химия, – согласился Доггер.
17
Я не могла уснуть. Звезды за моим окном горели ярче прежнего, если это вообще возможно, ярче, чем когда мы с Доггером возвращались домой.
Вдали, за Висто, на востоке высоко в небо поднялись близнецы Кастор и Поллукс.
Оливер Инчболд писал что-то о звездах, верно?
Где это было? Конечно же! Не в «Лошадкином домике», а в «Балладах на ночь».
Признался Кастор Поллуксу:
«Там на Земле далёко
Мальчишки смотрит на меня
Распахнутое око!»
А Поллукс Кастору в ответ:
«Какое самомненье!
Ведь это прямо на меня
Он смотрит, без сомненья!»
Все зависит от точки зрения, не так ли?
Мотив для убийства деревенского резчика по дереву может быть совсем не таким, как мотив для убийства всенародно любимого писателя. И подозреваемые тоже могут быть разными.
