Лу улыбается. Мы оба оберегаем наши миры, думает она. Я не хочу от многого отказываться физически, а Адам не хочет отказываться от многого эмоционально или финансово. Мы оба анализируем, задаем вопросы. Это неудивительно, многое еще не обговорено, мы все еще узнаем друг друга.
– Но тебе не нужно принимать решение одному, – говорит Лу.
– В смысле?
– Мы можем решить вместе. – Лу чувствует, что Адам к подобному не привык. – Думаю, в итоге все окажется очень просто. Нужно помнить, что дело не в тебе и не во мне. Есть кое-кто важнее нас обоих. Наш ребенок. Давай помнить то, что мы говорили о воспитании счастливого человека. Я не хочу показаться наивной, но если мы сосредоточимся на этом, то, надеюсь, сможем найти вариант, при котором и мы оба будем счастливы.
* * *
– Эй? – кричит Рич, переступая через порог.
Внизу ярко горит свет, но Кэти не слышно. Он чувствует сквозняк в коридоре. Задняя дверь открыта. Странно, думает он, уже почти полночь. Почему Кэт на улице? Он с тревогой выглядывает в сад.
– Кэт?
– Я тут. – Она выходит из сарая на лужайку.
Треугольник света освещает ее в темноте со спины. Кэт покрыта грязью с ног до головы, а ее волосы в страшном беспорядке.
– Господи, ты чем занималась?
– Убиралась, – отвечает она таким тоном, будто он задал дурацкий вопрос.
– Милая, но уже поздно.
– Знаю, но я старалась быть тихой, как мышка. Я хотела обрезать плющ, а потом вошла сюда… Господи, Рич, у тебя тут полный хаос. Я с трудом в двери вошла.
– Прости. – Рич чувствует свою вину. Стоило начать сваливать вещи в кучу, как потом по-другому уже не получалось. – Немного странно заниматься этим сейчас.
– Я думаю… Ну ты меня знаешь. Я не умею ждать. А раз уж я начала… – Она устало опускает руки. – Мне нужно было что-то делать. В любом случае я уже скоро закончу. Но сначала зайди и посмотри.
Рич заинтригован, но обеспокоен. Он уже видел такой свою жену. В течение нескольких месяцев после окончания химии он наблюдал, как ее поведение становится все более импульсивным, сначала она была просто слегка возбуждена, потом перестала нормально засыпать, а в итоге стала настоящей маньячкой, то гладила в три утра, то вставала ни свет ни заря, чтобы отправиться на пробежку – Кэт? На пробежку? Когда она сутками напролет зачищала прищепки в ванной, он понял, что происходит нечто серьезное. Как бы он ни уговаривал ее притормозить, ничего не помогало, пока однажды она не сгорела, словно мотылек, подлетевший слишком близко к убийственному пламени. После этого она провела три недели в кровати, все время плакала, пока Рич не убедил ее обратиться к врачу, и тот диагностировал посттравматический стресс. Оглядываясь назад, он вспоминал, что это кажется тревожным звоночком. Дело в том, что Кэт использовала каждую каплю силы духа, чтобы пережить диагноз и лечение от рака. Как только она оказалась по другую сторону, ее мозг словно бы наконец понял, что пережило тело, и тоже запротестовал, в итоге Кэт впала в депрессию, которую подавляла на протяжении довольно долгого времени. Рич молился, чтобы они снова не ступили на ту же дорожку.
Она тянет его за руку, возвращая из прошлого в настоящее. Рич понимает, что жена не уймется, пока он не восхитится результатами ее трудов. Он уже и забыл, какой огромный у них сарай, помещение кажется очень просторным. Но его поражает кое-что еще – десятки горшков, аккуратно расставленных на полках. Он тут же понимает, что это творения Кэт, ведь у ее родителей их целая коллекция. Но не видел ничего подобного ранее, иначе обязательно бы запомнил. Перед ним высокие тонкие фарфоровые вазы, призрачные белые контуры на фоне темных стен сарая, изысканные чашки с цветочным рисунком, тончайшие, почти прозрачные тарелки, украшенные простым контрастным орнаментом, а еще чайники и кувшины таких интересных форм, что даже трудно поверить, что их сделали руками, и гигантские миски для фруктов нежных оттенков зеленого, похожие на паутинки. В целом даже при тусклом свете лампочки на сорок ватт посуда выглядит потрясающе.
Дар речи возвращается к Ричу только через пару минут. Видеть эту коллекцию все равно что узнать свою жену с совершенно новой стороны.
– Почему ты никогда не показывала все это? – спрашивает он. – Просто потрясающе!
Кэт качает головой, словно и сама не знает, как это произошло.
– Последнее, что я сделала, – объясняет она. – Прежде чем перестала вообще этим заниматься.
Они стоят бок о бок и смотрят на изделия Кэт.
26
Лу в учительской. Напротив нее Ширли, директор школы, насаживает на вилку содержимое пластиковой коробочки для ланча и отправляет в рот, рассказывая при этом о последнем дне в четверти. Но у Лу ужасно болит голова, ей трудно сосредоточиться. Наверное, это от лекарств, несколько раз за ночь она просыпалась вся в поту. Так можно пропустить какую-то важную информацию, стоило бы сказать, что ей нехорошо. В учительской их только двое, Лу выпала возможность ввести начальницу в курс дела, но она беспокоится, что в будущем часто потребуется брать отгулы, и пока что не хочет испытывать терпение Ширли. Все сотрудники испытывают определенный стресс, ведь ученики требуют много внимания, а финансирование оставляет желать лучшего. Ей бы дотянуть до каникул, а к сентябрю уже будет ясно, беременна ли она или нет. Большинство женщин тянет до последнего и не сообщает работодателю о своей беременности, почему Лу должна стать исключением?
Дверь открывается. Это Брайан, учитель математики.
– Подвиньтесь-ка.
Он хочет сесть за стол. Когда Брайан разворачивает серебристую фольгу, в которую упакованы сэндвичи, до Лу долетает запах арахисового масла, любимого лакомства Брайана. Этот аромат тут же переносит Лу в детство.
* * *
– Масличко, – произносит отец. – Вот так я его называю.
– Фу, какая гадость, Фрэнк, – кривится мать.
Сестра Лу, Джорджия, разламывает пополам белый хлеб и морщит нос, глядя на темно-коричневую пасту.
– Брр! – Она выбрасывает сэндвич и тянется за бутербродом с ветчиной, который приготовила Ирэн.
– Ммм… вкуснятина, – демонстративно тянет Фрэнк. – А ты не соблазнишься, Лулубель? – Он протягивает ей треугольничек и заговорщицки подмигивает.
– Давай, – Лу протягивает руку над ковриком для пикника, а потом откусывает кусочек. Она может понять, почему отцу нравятся именно такие сэндвичи – резковатый вкус дрожжевой пасты «Мармайт»
[30] в сочетании со сладким арахисовым маслом, как ни странно, приятен, и Лу нравится то, что отец приготовил себе обед вопреки возражениям жены. Мать отлично готовит, но не любит экспериментировать.
Лу доедает сэндвич, потом берет пачку хрустящих кукурузных палочек и садится на коврик, скрестив ноги по-турецки. Хруст заглушает все остальные звуки. Она посматривает вокруг поверх высокой травы. Рядом с ней Джорджия лежит на животе и увлеченно читает какую-то любовную историю в журнале «Мой мальчик»
[31]. Неподалеку двое мальчишек возраста Лу играют на лужайке в футбол, а какой-то мужчина, наверное, их отец, стоит в воротах.
