Кэт с трудом сдерживает слезы.
– Миссис Донохью сегодня пришла, проверила под микроскопом, а они… – Кэт снова всхлипывает, – умерли.
– Дорогая, жаль, что я не могу сейчас обнять тебя. А где Рич?
– Здесь. На другой линии. Но ему скоро придется мчаться на работу, там у них тоже сущий кошмар.
– Правда?
– Да, снова сокращения. Его не трогают, но пришлось уволить двух его подчиненных. Это ужасно.
– Жалко… Тебе, судя по всему, сегодня не помешала бы компания, да и Ричу тяжело. Хотя у вас ведь осталось еще три эмбриона.
– Да, – рыдает в трубку Кэт, – но вдруг и они умрут?
– Есть такая вероятность?
– Вначале им казалось, что все шесть выглядят нормально, а тут на тебе! Так что, может, и остальные…
Джуди мнется, а потом произносит:
– Может, лучше поместить их в матку прямо сейчас? Мне все равно не кажется, что лучшая среда для развития эмбрионов – это пробирка.
– Там нет пробирок. Их выращивают в чашке Петри.
– Не важно. Вряд ли это то же самое, что внутри тебя. А Рич что думает?
– Он сейчас говорит с клиникой. Подожди… он как раз заканчивает… прости, мам, можно я перезвоню? – Прежде чем Джуди успевает что-то ответить, Кэт кладет трубку.
– Миссис Донохью говорит, что три оставшихся очень хорошего качества, – сообщает Рич.
– Они и раньше так говорили.
– Ну, похоже, теперь она их более четко может рассмотреть под микроскопом. У нас два отличника и один хорошист.
– Супер. То есть они хотят, чтобы мы приехали прямо сейчас?
– Нет, все-таки предлагают подождать до завтра.
Полная противоположность тому, как ей ставили диагноз. Когда врач обнаружил опухоль, то, казалось, он силком тащил ее в операционную. Тот опыт был кошмаром, но, по крайней мере, не приходилось ждать.
– Мама думает, что лучше пересадить прямо сейчас. Я бы тоже предпочла этот вариант, ведь так шансов больше?
Рич вздыхает. Она понимает, что его терпение на пределе.
– Думаю, врачи знают, что делают.
Но мама так часто оказывается права, думает Кэт. Разве Рич не знает?
* * *
– Я звоню, только чтобы спросить, как там наши бластоцисты, – говорит Адам. Он на своем рабочем месте, и выдалась редкая свободная минутка, поскольку двое пациентов подряд не пришли.
– Вы меня опередили, – отвечает Иан. – Я как раз собирался звонить Лу.
– Да? – У Адама от волнения сводит желудок. Но, судя по голосу, Иан не слишком обеспокоен, и Адам решает, что эмбриолог не говорил с ним таким беспечным тоном, если бы возникли проблемы.
– Да, но раз вы позвонили, то я скажу вам, а вы передадите Лу. Они развиваются.
– Все четыре?
– Ага. Продолжают расти, и это прекрасно. Обычно мы ожидаем, что кто-то замрет на этапе между оплодотворением и имплантацией.
– И они нормального качества?
– Сегодня утром я их оценил, и… – Иан шуршит бумагами, а потом стучит по клавишам, – ага, у вас один отличник, два хорошиста и один троечник.
– Ох. – Адам приходит в уныние. Он перфекционист, все, что хуже первого класса, кажется ему поражением.
– Если все будет чики-пуки, простите меня за такое слово… – Ну точно гей, думает Адам, – и они дойдут до стадии бластоцисты, то можно использовать любой. Но раз у нас есть один отличник, то я уверен, что это и будет наш малыш. – Наверное, было бы верхом непрофессионализма выражать оптимизм, не будучи уверенным? Даже жестокостью. А потом Иан сообщает: – Жду вас завтра ровно в девять, но, как я говорю всем клиентам, не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. – И снова Адам погружается в сомнения.
34
Лу и Адам сидят в приемной клиники. Они пришли раньше, а доктор Хассан, как им сообщили, задерживается на приеме.
– Может быть, стоит выпить еще пару стаканов воды, пока вы ждете, – предлагает девушка-администратор.
Лу старательно пила травяной чай всю дорогу, и когда она допивает пластиковый стаканчик воды из кулера, то, кажется, готова лопнуть.
– Надеюсь, доктор Хассан поторопится, – ворчит она.
Наконец большая белая дверь в его кабинет распахивается, и оттуда выходят две женщины.
– Сестры. – Адам подмигивает Лу.
По ощущениям, проходит целая вечность, прежде чем он приглашает их пройти. Доктор Хассан присаживается и широким жестом приглашает их занять стулья напротив.
– У нас три эмбриона, – мягко сообщает он.
– Три? Вчера же было четыре! – спрашивает Адам.
– Боюсь, мы потеряли самого слабенького сегодня ночью. – На лице врача сочувствие. Он кладет подбородок на сцепленные пальцы. – Но три – это хорошо, правда. И среди них один очень сильный.
– Нам и нужен только один, – говорит Лу скорее себе, чем Адаму.
– Теперь нужно решить, подсаживаем мы одного или двух.
– Как думаешь? – спрашивает Лу у Адама.
Адам хмурится.
– Двух, чтобы увеличить шансы?
– А если оба приживутся, то получатся близнецы.
Адам пожимает плечами.
– По одному каждому из нас?
Но это не то, чего хотела бы Лу. Это столько всего меняет, особенно после долгих месяцев, когда они проделали весь путь вместе, сообща все обдумывая и принимая важные решения. Она пытается понять, что повлечет за собой это решение: вынашивание двойни, роды, стресс из-за двух новорожденных, внимание к двум малышам, двойные расходы на школу, скачки настроения двух подростков. Лу это напоминает фильм, который она смотрела с отцом в детстве – «Машина времени». В какой-то момент ужасное человекообразное так быстро постарело, что маленькая Лу не успела даже перевести дух. Сцена привела ее в ужас, но тогда можно было спрятаться за диваном. А теперь уже не убежишь.
– А как обычно поступают другие пары? – спрашивает Лу у врача, надеясь на мудрый совет.
– По-разному, в зависимости от возраста и обстоятельств, – говорит доктор Хассан. – Не бывает двух совершенно одинаковых случаев.
Как и двух одинаковых эмбрионов, думает Лу. Но ей не хочется выбирать, не хочется неопределенности.
– А что бы вы посоветовали? – не унимается она.
– Я бы порекомендовал использовать одного, – отвечает доктор Хассан.
– Это почему? – Голос Адама звучит грубо, воинственно.
– У вас один эмбрион просто превосходного качества, с ним шансы будут наивысшими. Остальные не такие хорошие.
– Но я не смогу снова пройти весь путь от и до, если у нас вдруг не получится, – говорит Лу. – Не лучше ли подсадить двоих?
