Итак, Сильвиус Хог вернулся в родную Христианию. Правда, возвращение это произошло в условиях, которые он и предвидеть не мог, начиная свое путешествие. Ну что ж, не беда, если оно и прервалось столь необычным образом, — он довершит его в следующем году! А сейчас нужно было заняться делами Жоэля и Гульды Хансен. Он не поселил их у себя в доме, по его словам, лишь потому, что для этого требовалось подготовить две комнаты. Разумеется, его старые слуги Финк и Кэт оказали бы гостям самый радушный прием. Но для этого нужно было много времени. Вот почему профессор предпочел поселить их в гостинице «Виктория», особо рекомендовав хозяину этих постояльцев. А рекомендация депутата стортинга Сильвиуса Хога стоила того, чтобы оказать им исключительное внимание.
Однако, прося о таком обслуживании, какое предоставили бы ему самому, профессор поостерегся назвать в «Виктории» имена своих гостей. Сохранить их инкогнито казалось ему вполне благоразумным и в отношении Жоэля, и, главное, Гульды Хансен. Известно, какая шумиха поднялась вокруг девушки и как она могла досадить ей здесь, в городе. Лучше было никому не знать о ее приезде в Христианию.
Они договорились встретиться назавтра к обеду, иначе говоря, между одиннадцатью и двенадцатью часами дня.
Дело в том, что Сильвиусу Хогу предстояло уладить кой-какие проблемы, обещавшие занять все утреннее время, и он должен был прийти за своими юными друзьями, как только все закончит. После чего они уже не расстанутся до самого тиража, который состоится в три часа пополудни.
Проснувшись, Жоэль тотчас поспешил к сестре. Она уже оделась и ждала его в своей комнате. Решив отвлечь сестру от тягостных мыслей, которые нынче должны были особенно печалить ее, он предложил прогуляться по городу. Гульда, в свою очередь, не желая огорчать брата, согласилась, и они побрели наугад по улицам.
Было воскресенье. В противоположность чинной тишине, типичной для северных городов по воскресным дням, когда гуляющих почти не видно, нынче на улицах царило необычное оживление. Их заполняли горожане, отказавшиеся сегодня от поездки в деревню, и деревенские жители, хлынувшие в столицу из окрестных селений. По местной железной дороге, обслуживающей район Христиании, пустили даже дополнительные поезда, столько любопытных и прямо заинтересованных лиц привлекла популярная в народе Школьная лотерея.
Вот отчего люди шли по улицам города целыми семьями, даже целыми деревнями, — все с тайной надеждой, что поездка их не окажется бесплодной. Подумать только! Ведь распродан был миллион билетов: сколько же славных людей могли выиграть хотя бы сто или двести марок и, благословляя судьбу, вернуться обратно в свои жалкие домишки или на бедные хутора!
Покинув гостиницу «Виктория», Жоэль и Гульда первым делом спустились к набережной, которая полукружием огибала восточную оконечность бухты. Здесь, у воды, народу было поменьше, люди теснились главным образом в кабачках, где пиво и водка, подаваемые полными кружками и не менее полными стаканами, освежали пересохшие от постоянной жажды глотки.
Пока брат с сестрой пробирались между лавками, грудами бочек и штабелями ящиков самого различного назначения, глаза их были прикованы к кораблям, стоящим у причала и на рейде. Наверняка какие-нибудь из них приписаны к бергенскому порту, куда «Викену» уже не суждено вернуться.
— Оле!.. Бедный мой Оле!.. — прошептала Гульда.
Жоэль поспешил увести сестру подальше от гавани, в верхние кварталы города. Но там, на улицах и на площадях, посреди оживленно толкующих групп людей, им пришлось выслушать немало слов, прямо их касающихся.
— Ну как же! — заявлял один из беседующих. — За этот номер девять тысяч шестьсот семьдесят два им ведь предложили целых десять тысяч марок!
— Десять тысяч? — восклицал другой. — А я слыхал, будто давали не меньше двадцати!
— А господин Вандербильд из Нью-Йорка дошел аж до тридцати!
— Господа Беринги из Лондона — до сорока!
— А господа Ротшильды из Парижа покупали за шестьдесят тысяч!
Читатели знают, насколько достоверны все эти преувеличения, столь охотно распространяемые толпой. Еще немного, и цена билета превзошла бы размеры главного выигрыша!
Но если авторы новостей не сходились в вопросе о предложенных Гульде суммах, то все они вполне единодушно оценивали козни ростовщика из Драммена.
— Ну и гнусный же мошенник Сандгоист! Как было не пожалеть таких славных людей!
— Да его уж давно знает весь Телемарк, это ведь не первая его проделка!
— Говорят, он выложил за билет кругленькую сумму, а покупателя-то на него и не нашлось.
— Верно! Никто не захотел с ним якшаться.
— И неудивительно! Билет был хорош, только пока им владела Гульда Хансен!
— Ясное дело! В лапах Сандгоиста он и гроша ломаного не стоит!
— Так ему и надо! Пускай потеряет те пятнадцать тысяч, что выложил за него!
— А вдруг этому негодяю достанется главный выигрыш!
— Ему-то!.. Ну уж вы скажете!
— Такое было бы совсем несправедливо! Во всяком случае, пусть поостережется соваться нам на глаза!
— Верно, уж мы его встретим по-свойски!
Вот каково было всеобщее мнение о Сандгоисте. Впрочем, по этой ли, по другой ли причине, ростовщик как будто не намеревался приезжать на розыгрыш лотереи: мы уже знаем, что накануне он еще находился у себя дома, в Драммене.
Гульда пришла в крайнее замешательство, она тяжело опиралась на руку брата, который старался побыстрее миновать беседующих и не вслушиваться в их речи; оба вдруг испугались, что многочисленные доброжелатели из толпы узнают их и, чего доброго, вздумают приветствовать.
Они питали смутную надежду повстречать где-нибудь на улице Сильвиуса Хога. Но этого не случилось. Однако по нескольким замечаниям, оброненным в толпе на площади, они поняли, что о возвращении профессора в Христианию уже стало известно. С утра его видели шагающим по городу с озабоченным видом человека, у которого нет ни минуты свободной ни для расспросов, ни для ответов; путь его лежал то в сторону порта, то в Министерство морского флота.
Конечно, Жоэлю достаточно было спросить у любого прохожего, где живет профессор Сильвиус Хог, и ему тотчас поспешили бы указать его дом или даже проводили бы. Но он побоялся проявить назойливость и, поскольку встреча их была назначена в гостинице, решил вернуться именно туда.
Да и Гульда в половине одиннадцатого попросила брата о том же. Она чувствовала себя усталой и разбитой, к тому же пересуды толпы, где то и дело звучало ее имя, сильно расстроили ее.
Вернувшись в «Викторию», она тотчас поднялась в свою комнату, чтобы дождаться там прихода Сильвиуса Хога.
Что же касается Жоэля, то он остался в вестибюле гостиницы. Зайдя в читальный салон, он машинально принялся перелистывать газеты Христиании.
Вдруг лицо его покрылось бледностью, взгляд помутился и газета выпала из рук.
