Последние несколько лет я сидела на диетах, занималась спортом и сбросила около двадцати килограмм. Моя мать умерла, поэтому больше не может делать мне замечания, и я знаю, что те „прибаутки“, которые я себе повторяю, – не более чем выдумка моего ума.
Но я смотрю на себя в зеркало и вижу „желе“. Я вижу „фаршированную сосиску“. Друзья и домочадцы говорят, как прекрасно я выгляжу и как они мной гордятся. Но задним умом я думаю, что они не договаривают: „Ты могла бы больше…“. И снова я вижу желе и сосиску в зеркале. Я до сих пор вижу в себе толстую девочку, которая может расплавиться, подойди она слишком близко к плите».
Такое отношение трудно назвать «драгоценным» или «лелеющим», вам не кажется?
Тут необходимо обратить внимание на более глубокий смысл слова «лелеять», которое на тонком уровне означает удерживание чего-либо, давно утратившего свою пригодность или надобность.
В том случае, когда мы «лелеем» свое «я» или держимся за него, как за драгоценность, мы цепляемся за образ, который, судя по всему, стал непригодным, бесполезным или – что актуально для некоторых случаев – просто вредным.
А почему мы это делаем?
Как только возникают обусловленные отношения, основанные на устоявшихся образах себя и других, мы начинаем ощущать одиночество и внутреннюю незавершённость. На каком-то уровне сознания мы понимаем, что потеряли жизненно важную связь не только с собственным сердцем, но и с сердцами всех существ, с которыми делим одну планету. Мы сочиняем истории о том, как и почему произошло это разобщение. И они становятся частью нашей «реальной» личности. Опираясь на эти истории, мы оправдываем восприятие самих себя и отношение к другим людям.
Какими бы неприятными эти представления и истории о себе ни были, они нам близки и хорошо знакомы. Я слышал от своих учеников на Западе выражение: «Чрезмерная близость порождает презрение». Не уверен, что это высказывание так же складно звучит на других языках, но его основный смысл сводится к тому, что если вы слишком часто переживаете одно и то же явление, то перестаёте его воспринимать, у вас появляется пренебрежительное отношение к этому событию или явлению. Но судя по тому, что я заметил и усвоил за последние несколько лет, чрезмерная близость скорее порождает довольство: чем чаще человек что-либо испытывает, тем сильнее он склонен принимать происходящее за норму, естественный ход жизни.
Это отношение «удовлетворённой близости» особенно характерно для людей, пристрастившихся к алкоголю или наркотикам. Развив зависимость, они осознавали, что наркотики и алкоголь убивают их, разрушают жизнь и лишают средств к существованию, но облегчение, которое они испытывали, занимаясь тем, что губило их самих и окружающих людей, перевешивало наносимый вред и укрепляло их уверенность в правильности этого губительного поведения, которое зачастую могло стоить им жизни.
«Я ощущал любовь, – недавно рассказывал мне один человек. – Я чувствовал себя могущественным, на всё способным человеком. Я мог общаться с людьми. Только потом я узнал, что большинство людей, с которыми общался, едва выносили меня. Они чувствовали исходившее от меня зловоние. Из вежливости они кивали мне и старались как можно скорее распрощаться. Я этого не замечал. Всё, что я тогда чувствовал, так это облегчение, уверенность, силу…»
Здесь мы сталкиваемся с ещё одним аспектом «драгоценного „я“»: стремлением к чувству удовлетворённости, которое возникает в том случае, когда наша личность подтверждается посредством внешних факторов – людей или событий, всего чего угодно, лишь бы мы смогли сохранить ощущение стабильности перед лицом вечно меняющихся обстоятельств.
Поэтому, возможно, правильнее «драгоценное» или «себялюбивое» „я“ назвать «пристрастившимся»: это тот аспект «я», который, несмотря на присущую ему искру теплоты, открытости и любознательности, испытывает потребность и привязывается к чему-либо вовне, для того чтобы ощутить причастность, поддержку и комфорт.
Это особенно хорошо прослеживается в личных отношениях. Мы встречаем человека и думаем: «О! Какой замечательный человек! Само совершенство! Я о таком и мечтала!». Мы ходим на свидания, и всякий раз, когда мы вместе с любимым человеком, кажется, что всё пространство вокруг наполняют радуги. Мы счастливы до невозможности. Но спустя некоторое время начинаются разногласия, обнаруживается несходство характеров. Случаются стычки. Потом мы миримся, после чего снова ссоримся. Мы обвиняем вторую половину в сварливости или непонимании. Или, может быть, упрекаем себя в невнимательности и недопонимании. В итоге отношения прекращаются, и мы снова чувствуем себя неполноценными и опять начинаем искать где-то, кого-то или что-то для того, чтобы только залечить рану, заполнить пустоту и сохранить ощущение цельности.
Иногда необходимость в подтверждении чувства цельности просматривается в нашем стремлении накапливать «вещи», и тут я тоже не без греха.
Несколько лет назад я переживал так называемый «кризис среднего возраста». Я сидел в комнате отеля в Дели в ожидании рейса в Париж и вдруг увидел рекламу, которая меня заворожила. На плакате был изображён молодой спортивный мужчина с прессом «кубиками» (у меня только один «кубик» – большой «рулет», нависающий над ремнём). Этот парень с «кубиками» стоял рядом с потрясающе привлекательной девушкой со струящимися волосами и огромной улыбкой, обнажающей почти что пугающее количество идеальных белых зубов. Они вместе держали ноутбук определённой марки. Было ясно, что реклама старалась донести послание: если вы купите этот компьютер, то в придачу вы получите «кубики» и девушку со струящимися волосами и ослепительно белыми зубами.
Я не сразу попал под впечатление от увиденного.
Прилетев в Париж, я увидел рекламный щит, изображавший того же парня с «кубиками» и девушку с ниспадающими волосами и блестящими зубами, держащими компьютер того же бренда.
Из Парижа я полетел давать учения в Сингапур, где увидел тот же рекламный щит. Потом отправился в США и по пути из аэропорта заметил тот же самый билборд.
Должен признаться, что, насмотревшись на одних и тех же счастливых людей, держащих всё тот же компьютер, я его купил. Я подумал, что он поможет мне держать связь с миром отовсюду, куда бы я в течение года ни поехал. Я был – мне стыдно в этом признаться – сражён тем, какими счастливыми выглядели на рекламе эти люди. Конечно, я не ждал, что ноутбук превратит мой односегментный живот в пресс «кубиками», но где-то глубоко в голове копошилась мысль: «Эй, кто знает!».
К сожалению, ни в инструкции, ни в гарантии производителя не содержалось предупреждения о том, что пыль и песок Тибета могут вывести компьютер из строя. И он сломался. Через две недели после того, как я приехал в Тибет, он перестал работать. Вернувшись из Тибета домой в Непал, я купил новый ноутбук.
Я не виню производителей за невозможность создавать компьютеры, которые способны противостоять суровым климатическим условиям. Как и многие в этом мире, я стал «пристрастившимся „я“». Я поверил в то, что продукт, некая «вещь», может заполнить во мне то нервозное пространство неуверенности и сделать меня счастливым и полноценным человеком.
