– Са uра!
В Медоне, всего в десяти-двенадцати милях от Парижа, предвосхищают другую, не менее замечательную, идею национал-социалистической империи – здесь почти открыто существует кожевенная мастерская по выделке изделий из человеческой кожи и мастерская по изготовлению париков из человеческих волос. Материалом служит кожа гильотинированных врагов народа – из нее делаются отличные рубашки и брюки, – на что идет преимущественно кожа мужчин, так как женская кожа, по свидетельству беспристрастных очевидцев, мало на что годится из-за своей непрочности и мягкости. Зато парики делаются исключительно из женских волос, и тут особенно ценятся роскошные белокурые волосы казненных дворянок.
Са uра!
Пример Медона заразителен, и вот вскоре мы видим, как в брюках из человеческой кожи, напоминающим неискушенным гражданам особого рода замш, щеголяют уже и в Париже, а в Вандее, следуя примеру горожан-республиканцев, шуаны-крестьяне нацепляют на себя подобные же рубашки из кожи, может быть, даже живьем содранной с пленных революционеров, с нарисованным на груди «иисусовым сердцем»
[125].
Са uра!
Французская Республика единая и неделимая!
В Лионе, носящем теперь величественное имя «Порт Горы», людей расстреливают из пушек. Здесь действует другой, хотя теперь уже и бывший, но когда-то очень близкий друг Робеспьера Жозеф Фуше, сбросивший рясу монах-ораторианец и, по примеру своих предшественников – первых христиан, искренний апостол равенства. Этот будущий друг «коммунистического заговорщика» Бабефа и министр полиции Наполеона, будущий герцог и миллионер, восхищенный лучезарными идеями близкого Царства Равенства, ныне ненавидит всех состоятельных граждан, как «ненастоящих республиканцев», и, отправляя в Париж ящики с конфискованным у затерроризированного населения золотом, не берет себе ни гроша. Под стать ему и его коллега Колло д’Эрбуа, такой же бессребреник-сверхреволюционер, бывший актер, неправедно обвиняемый в том, что его ненависть к лионцам вызвана не его искренним республиканским негодованием к мятежникам, а тем, что он когда-то был за плохую игру освистан на лионской сцене. Актер и драматург Колло, который к тому же еще является и членом Комитета общественного спасения, играет «первую скрипку» в разворачивающемся спектакле, но вдохновитель его, конечно же, Фуше, так и прозванный позднее «митральером Лиона». Лионская гильотина не может пожрать в короткий срок 1667 жизней (а ведь именно столько смертных приговоров выносит революционная комиссия), хотя и работает непрерывно (для стока крови была даже специально прокопана особая канавка в близлежащий фонтан), и вот вам «молнии»: 4 декабря 1793 года первая партия «лионских разбойников», в большинстве своем таких же республиканцев, но республиканцев-федералистов, состоящая из 60 с чем-то человек, выводится на равнину Бротто по ту сторону реки Роны за городом. Их связывают попарно и ставят между двумя параллельно вырытыми рвами. Гремит залп пушечной картечи, стреляет из ружей Национальная гвардия, раненых и искалеченных озверело добивают саблями, штыками и выстрелами в упор. Одному из гвардейцев делается дурно, Колло вырывает из его рук ружье и со словами: «Вот так должен стрелять истинный республиканец!» – стреляет.
Са uра!
Вторая «молния» гремит уже на следующий день. На этот раз никакой могилы злодеям! 210 человек расстреляны из пушек, и их изуродованные трупы без рук и ног, оторванных картечью, сброшены в Рону. Вначале расстрельщики стыдятся раздевать еще живых осужденных и снимают сапоги с убитых, но потом стеснение проходит. Голые тела плывут по Роне. «Молнии» следуют одна за другой. Некоторые из осужденных, стоя против жерл направленных на них пушек, даже пытаются петь «Марсельезу», но солдаты Революционной армии Парижа, отряд которой прибыл в Лион вместе с комиссарами, отвечают им своим гимном:
– Са uра!
Течение Роны несет тела к морю к другому «Освобожденному» от контрреволюции городу – так теперь называется Тулон! Здесь революционное правосудие вершат комиссары Баррас, бывший маркиз, и Фрерон, близкий друг Марата. Здесь же какое-то время находится и бесцветный брат Робеспьера Огюстен, а артиллерийский капитан Бонапарт, по плану которого и был взят Тулон, равнодушно наблюдает за массовыми расстрелами тулонцев, которых только вслед за взятием города было немедленно казнено не менее 800 человек. Людей и дальше расстреливают пачками, но Баррас и Фрерон вовсе не похожи на «добродетельных бессребреников» Колло и Фуше, – да, множество богачей казнено, но их денежки переходят в окровавленные руки комиссаров Конвента, притом некоторым состоятельным тулонцам просто удается откупиться от проконсулов, безжалостных к беднякам, но снисходительных к покупающим их богачам.
Са uра!
Свобода, Равенство, Братство или Смерть!
В Бордо почти так же действует Ламбер Тальен, безжалостный террорист, но одновременно и «торговец милосердием». Сотни людей идут на гильотину, но под кажущимся «царством террора» этот двадцатишестилетний прохвост, самый молодой член Конвента после Сен-Жюста, обделывает свои грязные делишки: богачи откупаются от него своим золотом, их жены – своим телом.
Когда однажды во время судебного заседания в Бордо один из членов революционной комиссии, созданной Тальеном, указывает на то, что среди осужденных вместо гражданина Белле восьмидесяти лет, на которого был выписан обвинительный акт, наличествует подросток шестнадцати лет по имени Мелле, и, по всей видимости, произошла ошибка и арестовали не того, вышедший из себя председатель комиссии с возгласом: «Довольно спорить! При чем здесь возраст? У обвиняемого Белле-Мелле есть целых восемьдесят лет для свершения своих преступлений!» – приговаривает всю партию обвиняемых к немедленной казни.
Са uра!
Но и за хитроумным Тальеном, и за многоликим Баррасом, и за буйным Колло, и за угрюмым Фуше – за всеми ними и за всеми другими комиссарами следит через своих многочисленных агентов всеведущий Комитет общественного спасения, но более всего – всемогущий Робеспьер. Многие из провинциальных шпионов больше его личные агенты, чем агенты Комитета. Он сносится со всеми. В Бордо действует девятнадцатилетний Жюльен, в Лионе – «патриот Эрон», из Тулона Робеспьеру докладывает его собственный брат. В Аррасе или в Оранже дела обстоят еще лучше: в одном «республиканскую политику» проводит друг Робеспьера Лебон, в другом – близкий друг Кутона депутат Менье. Оба комиссара рабски преданы Неподкупному. Когда Менье доносит в Комитет о том, что в Оранжском округе в деревушке Бур-Будует ночью срублено Дерево Свободы, немедленно следует людоедский приказ Робеспьера – стереть «мятежное селение» со всеми его 433 домами с лица земли. Менье послушно выполняет предписание и дотла выжигает «гнездо контрреволюции», после чего составленная при его участии «народная комиссия» гильотинирует и расстреливает жителей деревушки почти поголовно.
