14 сентября «безобидный» депутат Леба стараниями Сен-Жюста был избран в «полицейский» Комитет общей безопасности. А в конце весны II года, уже не без участия Робеспьера, Филипп был назначен на важную для Максимилиана парижскую должность – начальника Военной школы Марса, учеников которого сразу же вслед за этим прозвали «робеспьеровскими пажами», – оба непреклонных вождя Комитета общественного спасения везде нуждались в «верных людях». А «верность» Леба почти искупала его совершенную беспомощность в политике.
Особенно Сен-Жюста сблизила с Леба их двухмесячная миссия в Рейнскую армию, в которой оба народных представителя рука об руку вместе распоряжались жизнью и смертью населением трех департаментов, вместе ходили в атаки и вместе дневали и ночевали в одной палатке. Как-то так получилось, что вся слава победителя в Эльзасской кампании досталась генералам и Сен-Жюсту, о Леба вспоминали значительно реже, но добрый Филипп, смотря преданными глазами на свой «человеко-принцип», не обижался.
12 нивоза
[158]депутаты Конвента специально в качестве признания заслуг Сен-Жюста вынесли от имени нации благодарность солдатам, генералам и народным представителям Рейнской и Мозельской армий, победоносно отстоявших восточные границы Франции, и Антуан начал подумывать о новой военной миссии, на этот раз к северным границам. Его тревожила сложившаяся там неопределенная ситуация: при Ватиньи Карно и Журдан только потеснили Кобурга, теперь австрийцы вновь собирались с силами; и Сен-Жюст, зная по эльзасской миссии половинчатую деятельность Карно в вопросах укрепления армии, опасался, что противник может внезапно перейти в наступление.
3 плювиоза
[159]Антуан выправил себе мандат чрезвычайного комиссара для инспекционной поездки на север «с целью ознакомиться с состоянием армии, установить надзор за положением в городах Лилль, Мобеж и Бушен и принять все необходимые меры, каких потребуют интересы Республики».
Двадцатидневная миссия в Северную армию (на родину Робеспьера, Леба и самого Сен-Жюста) была в основном инспекционной: здесь не было ни терпящих бедствие войск, ни угрозы немедленного вражеского нашествия. Сен-Жюст и ставший его верным напарником Леба в Мобеже, Лиллье, Дуллане и родном городе Максимилиана налаживали финансовую дисциплину, арестовывали воров и спекулянтов, реквизировали для нужд армии скот, наводили порядок в армейских частях. Попутно Антуан «раскрыл» (так он, по крайней мере, решил) заговор недобитых аристократов и местных богачей сдать врагу город Мобеж. Превентивные меры были приняты Сен-Жюстом безотлагательно: все бывшие дворяне прифронтовых департаментов Па-де-Кале, Нор, Сомма и Эна должны были быть в двадцать четыре часа арестованы и заключены в революционную тюрьму.
Добившись 17 плювиоза, как он и обещал Пишегрю, его назначения командующим Северной армией, Сен-Жюст через несколько дней отбыл в Париж.
Борьба с интервентами на фронте должна была смениться борьбой с «внутренним врагом» – фракциями…
[160]
Позднее Сен-Жюст с неудовольствием вспоминал и эту свою миссию, и это свое решение. В первом случае он, введенный в заблуждение спокойствием противника, по-видимому, не все сделал для укрепления фронта. Во втором – верный ему генерал опять показал себя неважным стратегом. Начав наступление 11 флореаля
[161] левым флангом Северной армии, Пишегрю занял Менен – важный пункт на правом фланге австрийской армии. И одновременно на левом фланге Кобург, в течение двух декад подтягивавший войска в район между Шельдой и Самброй, – передвижение которых Пишегрю пропустил, – овладел после ожесточенной бомбардировки крупной крепостью Ландресси, находившейся на самом уязвимом участке обороны. Отсюда открывалась прямая дорога на Гиз, Сен-Картон, Ла-Фер и сам Париж. Если бы австрийцы ударили в образовавшуюся брешь, весь фронт мог рухнуть.
Вскоре после разгрома фракций и создания при Комитете общественного спасения Бюро общего надзора полиции (личной полиции Робеспьера), инициатором которого опять же выступил Сен-Жюст, Антуан вновь отправился на фронт, еще не зная о грозящей военной катастрофе, но все же предчувствуя возможный провал начавшегося наступления Пишегрю, – слишком большие силы ему противостояли. Утешение, правда, составлял тот факт, что поражение, которое Сен-Жюст вместе с Гошем (кстати, к этому времени уже арестованным) нанес австро-прусским войскам в Эльзасе прошедшей зимой, до предела обострило отношения между союзниками, обвинявшими друг друга
в неудачах. С доски был убран один из наиболее символических врагов Французской Республики Брауншвейг, автор печально известного манифеста, приведшего к падению монархии, – герцог был заменен маршалом Меллендорфом.
12 флореаля Сен-Жюст, Леба в сопровождении Гато и недавно выпущенного из революционной тюрьмы, куда он угодил за «сверхреволюционные перегибы», Тюилье (Сен-Жюсту пришлось приложить немало труда, чтобы старого соратника освободили как раз к их отъезду) прибыли в Нуайон. Здесь, оставив Леба и Гато, два других их спутника поспешили в Блеранкур: Тюилье – к своей жене, Сен-Жюст – к матери.
Эта его последняя встреча с матерью (и сестрой – дома как раз гостила Луиза) оставила в душе Антуана странное чувство недосказанности и неудовлетворенности, и он пожалел, что приехал в Блеранкур. Родной дом показался ему чужим. Он прошелся по грабовой аллее, где когда-то так любил гулять его отец, а потом и он сам, постоял
у текущего родничка, тщетно пытаясь вызвать в душе что-то похожее на те чувства, которые он здесь испытывал. Ничего… Ни ностальгии по канувшему в Лету юному шевалье Луи Антуану, когда-то влюбленному и любимому, ни сожаления о прошлом, ни даже жалости к самому себе ушедшему (а к чему бы он ее должен был испытывать, – подумал комиссар Конвента, холодея, – разве его, после того, что он сделал, можно было жалеть?).
Зайдя в свою давно пустующую, казавшуюся странно неживой, спальню, он провел рукой по холодным стенам комнаты и вздрогнул. Собственная комната показалась ему склепом. Сен-Жюст быстро вышел на воздух и вскочил на коня. Он покидал родной дом, не оборачиваясь: его будущее было под вопросом, но его прошлого для него уже не существовало…
В Гизе, куда комиссары прибыли 13 флореаля, им сообщили о падении Ландресси.
Сен-Жюст развил лихорадочную деятельность: ужесточил дисциплину в войсках, приказал военному трибуналу Северной армии «вплоть до нового распоряжения вершить суд, не прибегая к юридическим формальностям, в качестве ответной меры за убийство австрийцами народных магистратов Ландресси арестовал всех дворян и бывших магистратов отбитых у противника городов Менена, Куртре и Болье и, наконец, создал некое подобие будущих загранотрядов для отступающих войск
[162].
