Эрик, который, как и обещал, находился рядом у нее за спиной, прошептал сквозь стиснутые зубы:
— Скоро они подавятся своими словами.
Наконец она отыскала взглядом менестреля. Та стояла в серебристой тени помоста, в блестящей золотистой тунике с черным кантом понизу. Она выглядела как разряженный в пух и прах придворный, который терпеть не может выглядеть как разряженный в пух и прах придворный. Жуглет беседовала с высоким, стройным темноволосым мужчиной в черной тунике с золотой отделкой. Линор затрепетала. Он вовсе не был невзрачным; если уж на то пошло, он оказался весьма привлекателен. Это ее огорчило. Перед ней, увы, был человек, в которого девушка очень даже может влюбиться — и сгореть в огне этой любви. Со своим узким, хорошо вылепленным лицом и печальными темными глазами сенешаль выглядел не только слишком мягким, но и слишком обыкновенным для совершенного им злодейства. Не верилось, что смотришь на интригана, хитростью навлекшего на нее позор. Он походил на честного человека. Немного, положим, нервного и напряженного, но все равно — честного.
— Ну и утречко!
Жуглет окинула взглядом площадь.
Маркус кивнул, отыскивая взглядом Имоджин. Из толпы, словно разящие стрелы, то и дело доносились слова «Линор», «сестра», «Доль» и «родимое пятно». Он ужаснулся — и тому, с какой скоростью клевета распространилась повсюду, и тому, как просчитался в оценке популярности Виллема. Он никак не предполагал, что любая служанка или деревенский портной с такой жадностью будут интересоваться даже самыми мелкими подробностями, касающимися рыцаря. Он попытался убедить себя, что не стал бы ничего делать, если бы осознавал, какой вред это может причинить, и с облегчением подумал, что так никогда и не узнает, лжет себе сейчас или нет. Что сделано, то сделано. Это было необходимо.
И все напрасно.
— Думаешь, он это сделает? — нарушила молчание Жуглет. — Объявит, что женится на девице из Безансона?
Маркус кивнул.
— Да. Прискорбно, что первоначальный план не сработал, но, мне кажется, он смирился со вторым. Между нами, с политической точки зрения, по-моему, это более разумный выбор.
Последовала пауза, после которой он добавил с неподдельной болью в голосе:
— И я искренне сожалею, что причинил такое горе. Обидно, что нельзя ничего вернуть обратно.
Жуглет пожала плечами.
— Ты делал то, что считал правильным. Ты поступил как человек чести.
— Спасибо.
От слов Жуглет Маркусу стало еще хуже. Он опять оглянулся в поисках Имоджин, и тут его взгляд упал на хорошенькую, но несчастную на вид молодую женщину в плаще и головной накидке. В тот момент, как он ее увидел, она вышла из толпы прямо на открытую круглую площадку перед троном. Само по себе это, может быть, и прошло бы незамеченным, но, после мгновенного колебания она побежала. Миновав раскаленную от солнца площадку, она упала на колени у ног Конрада и, прильнув к его сапогам, жалобно воскликнула:
— Прошу, ваше величество, выслушайте меня! — Она говорила с едва заметным, но знакомым акцентом. — Перед собравшимися здесь баронами и рыцарями я молю о справедливости!
Два королевских телохранителя тут же бросились к ней с намерением увести, но Конрад вскинул руку, глядя на ее затылок с таким видом, словно ему казалось, что она не в себе.
— Кто бы ты ни была, встань. Это не подходящее место для женщины бросаться мне в ноги. Встань и изложи свою жалобу.
— Я не встану, пока вы не выслушаете меня!
С этими словами она вцепилась в край золоченого деревянного помоста, как бы для того, чтобы не дать стражникам увести себя.
Конрад бросил нетерпеливый взгляд на Маркуса.
— Заставь ее встать, — приказал Маркус более крупному, сильному стражнику.
Тому ничего не стоило поднять ее, как пушинку. Почувствовав на запястье его тяжелую руку, она вырвалась, развязала шнурки своего плаща и, в ужасе от собственных действий, посмотрела прямо в лицо Конраду.
Плащ соскользнул с ее плеч, вместе с ним и накидка, эффектно открыв всем взорам роскошную гриву блестящих светлых волос. Оказавшись без плаща, она словно бы стала выше ростом. У Жуглет едва не вырвался возглас восхищения: Жанетта постаралась на славу. Она одела Линор в обтягивающую зеленую тунику с глубоким вырезом, а сверкающая золотая застежка, намеренно помещенная слишком низко, мгновенно привлекала внимание к груди, более открытой, чем когда-либо со времен младенчества. Лицо было бледным как раз в меру, и румянец играл в нужных местах. На ней были надеты все драгоценности, полученные от бесчисленных поклонников за последние три года. Выглядела она великолепно.
— Постойте. — Конрад жестом остановил стражей. Он не смог сдержать улыбки: просительница была хороша, и он находил забавным, что она так бесстыдно полагается на этот факт. — Женщина, изложи свою жалобу в одном предложении, а иначе тебя вышвырнут из города.
— Меня изнасиловал и ограбил один из ваших придворных, когда я была одна дома и занималась шитьем, — быстро ответила она.
— Один из моих придворных? — не веря своим ушам, повторил Конрад. — Он сейчас здесь?
— Да, ваше величество, я могу указать на него и доказать, что он подло поступил со мной. До него я была девственницей! Вы известны как правитель, который не допускает, чтобы его люди лишали девушку ее единственного сокровища, и я прошу вас о справедливости.
Конрад задумался. Придворные смотрели на него. Он практически не знал ни одного вельможи, который не воспользовался бы прелестями какой-нибудь красавицы ниже себя по положению. Если уж на то пошло, было что-то очаровательно наивное в том, что она считала свой случай таким уж необычным и заслуживающим внимания. У него мелькнула мысль, не важная ли шишка ее отец — девственницы определенного происхождения могут рассчитывать на королевскую защиту. К тому же, если подойти к ее случаю спустя рукава, Павел, без сомнения, воспользуется шансом и демонстративно выступит в ее защиту, выставив девушку жертвой разнузданной светской власти. Так что стоит хотя бы для виду отнестись к ней со всей серьезностью.
По счастью, именно на этот ход мыслей Конрада и рассчитывала Жуглет.
Его императорское величество сокрушенно покачал головой.
— Обвинение серьезное, к тому же выдвигаешь ты его в высшей степени драматично. Если выяснится, что все это чепуха, то твоя голова будет выставлена на блюде на всеобщее обозрение еще до того, как заседание Ассамблеи начнется. Подойди ко мне.
Она подчинилась, от страха и утомления двигаясь словно на ватных ногах. Какое-то время она молчала, не в силах произнести ни слова. На площади стал подниматься шум.
— Давай, не тяни! — выкрикнула Жуглет. — Есть дела и поважнее…
— Жуглет, так не разговаривают с… — сурово начал Маркус, но его слова были прерваны пронзительным криком.
Подняв взгляд, сенешаль, к своему удивлению, увидел, что девушка указывает на него.
