Тот, не в силах выговорить ни слова, замер на месте.
— Маркус! — резко повторил император. — Ты мешаешь мне насладиться выпавшими впервые за много месяцев мгновениями чистой радости.
— Сир, прошу вас, это слишком важно…
— Важнее, чем выбор невесты для твоего императора? — В голосе Конрада зазвучали металлические нотки, и все же он говорил скорее растерянно, чем гневно. — Ты мне дерзишь? Вот, значит, какой монетой ты платишь мне за доверие? В подражание моему дяде и Павлу? Я просил вызвать писца. Приведи писца. Тебе следовало бы радоваться вместе со мной, Маркус, а не отравлять мне удовольствие.
Писец явился. Маркус с неподвижным лицом смотрел, как Конрад — рассеянно, поскольку все еще следил за ходом турнира, — диктует хоть и тяжеловесное по стилю, но сердечное по сути послание сестре Виллема Линор. В письме Конрад ставил девушку в известность, что женится на ней, как только получит одобрение Ассамблеи.
Однако гораздо хуже было то, что Альфонс во время написания этого письма жестами дал понять писцу, что ему тоже потребуются его услуги. Маркус прекрасно понял зачем.
Николас, в благодарность Виллему за его гостеприимство в Доле, принес на огороженную площадку вино, закуску и теперь кормил усталого рыцаря. Кормил в буквальном смысле этого слова, поскольку тот был так изнурен, что не смог есть сам. Но тут Николаса подозвал к себе Конрад, и молодой человек уступил место Эрику. Конрад отдал посланцу свиток, который надлежало вручить Линор из Доля в графстве Бургундия. Король и молодой человек обменялись улыбками — Николас легко догадался о содержании письма, которое ему предстоит доставить.
Граф Бургундский, по-видимому, тоже понял это. Маркус, находясь на противоположном от графа конце платформы, стал отчаянно работать локтями, пробиваясь к нему. Граф, стараясь не привлекать к себе внимания, нашептывал что-то на ухо писцу, толстому подслеповатому старику. Когда Маркус добрался до графа, тот как раз перстнем запечатывал документ. Еще десять шагов и…
— Маркус, дружище! — выскочил откуда ни возьмись Жуглет. — Прошу, окажи мне честь, стань первым слушателем баллады, которую я только что сочинил в честь благородного Виллема из Доля! Отойдем в сторонку.
Схватив Маркуса за локоть, менестрель потащил его налево, в сравнительно тихий уголок поля, где было мало сражающихся и, соответственно, немного зрителей.
— Это будет не хуже северных саг, помяни мое слово. Знаешь, я не склонен задаваться по поводу своих произведений, но тут на меня прямо снизошло вдохновение, и, я уверен, получилось прекрасно. Ты видел, как все было? Разве не великолепно?
— Не сейчас, Жуглет, — сухо прервал его восторги Маркус. — Я спешу по делу.
— Какое дело в день турнира может быть важнее, чем прославлять героя этого турнира? — не отставал музыкант.
— Жуглет!
Скрипнув зубами, Маркус просто отодвинул менестреля в сторону.
Молодой человек, ничуть не смутившись, понимая, что дело сделано и Маркус не успеет вмешаться, тут же переключился на пожилого герцога. На этот раз его предложение послушать балладу было принято.
Жуглет подвернулся так не вовремя, что Маркусу показалось, будто сами небеса смеются над ним. Когда он наконец добрался до Альфонса, писец уже уходил с пергаментом в сумке. В этом письме, как Маркусу было совершенно ясно, Альфонс сообщал своей дочери Имоджин, что брак отменяется, потому что ее бывший жених никто, просто сенешаль императора, ведущий свое происхождение из семьи, три поколения которой были крепостными, и даже теперь полностью — и финансово, и по положению — зависит от его величества. Стоит ли связывать жизнь с таким человеком, когда на горизонте появился гораздо более выгодный кандидат — без одного дня шурин короля, да еще и прославленный герой?
Надо последовать за писцом и подстеречь его до того, как тот успеет отправить письмо, решил Маркус. Потом он на крыльях ветра полетит в замок Орикур и безотлагательно женится на Имоджин, еще до того, как станет известно, что их брак отменен. Он будет спать с ней и любить так страстно, что она забеременеет прежде, чем ее отец успеет потребовать расторжения брака.
Ужасно, что приходится прибегать к таким мерам, но все остальные, куда ни кинь, еще хуже.
Толстый писец удалился как раз в том направлении, куда сейчас ринулась толпа, чтобы не пропустить схватку Виллема с еще одним знаменитым рыцарем, Одо из Ронкероля. Они сошлись на некрутом склоне, изрытом и истоптанном за день тысячами копыт. Яростно бросившись в атаку, рыцари вышибли друг друга из седел. Поднявшись на дрожащих ногах, они выхватили из ножен мечи и кинулись друг на друга. Поскольку ситуация, когда дерутся на мечах, была довольно Редкой, толпа так бесновалась, что не представлялось возможным не только пробиться сквозь нее, но даже обойти кругом.
К тому моменту, когда Маркус наконец нагнал писца — на краю поля, за изгородью, — старик уже передал послание курьеру.
— Куда отсылается это письмо? — спросил Маркус, моля всех святых подарить ему надежду.
Старик пожал плечами.
— В Орикур, в бургундское поместье графа, господин. Письмо предназначено его дочери Имоджин.
— Проклятье! — вырвалось у Маркуса.
— Нехорошо ругаться, господин, — заметил богобоязненный старик.
— Вся моя жизнь идет насмарку!
Сердито махнув рукой, Маркус ушел подальше от всеобщего возбуждения, в ту часть поля, на которую никто не смотрел.
Это еще не конец. Рано сдаваться. Надо просто перехватить письмо. Если быстро найти лошадь — а по полю бродит множество скакунов, потерявших своих всадников, — то можно успеть догнать курьера и дальше действовать по составленному плану. Точно. Так он и поступит. Вон два коня как раз бродят неподалеку, грызут удила, и седла на месте. Маркус двинулся к коню, который приглянулся ему больше других, но тут заметил, как Конрад из шатра машет ему рукой, подзывая к себе. Он остановился и застонал. А потом пошел к императору, поскольку не мог поступить иначе.
Конрад звал Маркуса, потому что хотел, чтобы тот распорядился насчет закуски. Король не переставал удивляться, как Виллем и другие рыцари в состоянии продолжать сражаться, не делая перерывов, даже чтобы облегчиться.
— Помнишь времена, Маркус, когда и мы с тобой могли так же? — протянул он ностальгически, словно говоря о давным-давно канувших в прошлое годах. На самом деле с тех пор прошло всего несколько лет. — Только посмотри, Виллем и Одо все еще дерутся. Лучше бы объявили ничью и перешли к следующим противникам.
Маркус посмотрел на поле: красно-синий плащ Виллема изодран вдрызг; забрало сломано в нескольких местах; от последнего щита остался обломок, да он им и не пользуется… и все вокруг в восторге. Как этот застенчивый деревенский простофиля всего за несколько недель превратился в героя? И почему он, Маркус, это допустил?
— Сир, я прикажу доставить вам обед из запасов Оршвиллера. Позволено ли мне будет после этого отправиться в замок?
