С трудом поднявшись на затекших ногах, он сделал неверный шаг вперед, выхватил из-за пояса нож и ткнул им в Жуглета, который невольно отшатнулся.
— Раздевайся, — хрипло приказал он. Жуглет со страхом смотрел на нож.
— Если я разденусь под угрозой ножа и выяснится, что я женщина, это можно рассматривать как изнасилование.
Виллем нетерпеливо махнул ножом.
— А если оголишься под угрозой ножа и выяснится, что ты мужчина, будет ненамного лучше. Так что не вынуждай меня заставлять тебя! — Пауза. И потом, почти беззвучно и испуганно: — Или это тоже будет считаться изнасилованием?
Ответа не было. Оба молча смотрели друг на друга. Виллем с ворчанием отшвырнул нож.
— Я никогда не совершал ошибок, — пробормотал менестрель тоном, в котором звучали и извинение, и упрек себе. — И нет оправдания тому, что дело дошло до этого.
— Снимай тунику и рубашку. — Виллем прикрыл глаза рукой. — Или не снимай, — добавил он, не отнимая ладони от глаз. — Но если не желаешь быть со мной честным, то уходи и больше не возвращайся, никогда.
Наступила тишина. Долго оба ничего не говорили, не двигались и не смотрели друг на друга.
Наконец Жуглет удостоверился, что обе двери комнаты заперты изнутри. Дрожащими руками снял пояс, тунику, рубашку и произнес еле слышным шепотом:
— Ну так смотри.
Виллем не сразу открыл глаза. А когда открыл, ему понадобилось приложить руку ко рту, чтобы заглушить восклицание. Одетая лишь в нелепо большие мужские штаны, перед ним стояла тоненькая гибкая женщина. Ее маленькие груди были полностью обнажены. У этой женщины было лицо его друга, но улыбалась она с робостью, Жуглету совершенно не свойственной. Черты лица, которым, на взгляд Виллема, всегда не хватало мужественности, сейчас выглядели не в полной мере женственными.
— Моя жизнь теперь в твоих руках, — тихо произнесла Жуглет и с хмурой полуулыбкой добавила: — Виллем, у тебя челюсть отвисла.
Рыцарь резко закрыл рот, постоял, стараясь прийти в себя, потом походил по комнате, разглядывая это новое непонятное существо под всеми возможными углами зрения.
— Кто ты? — произнес он хрипло, когда дар речи вернулся к нему.
— Мне казалось, мы это уже выяснили. — Жуглет попыталась рассмеяться, но у нее не получилось. — Или ты хочешь, чтобы я сняла штаны?
— Ты знатная дама? Крестьянка?
— Менестрель.
— Ты стоишь голая у моей постели, — произнес он, как будто говоря о чем-то абсолютно невообразимом.
— Нет. — Дрожащими пальцами Жуглет развязала шнурки штанов, предоставила им упасть на пол и аккуратно перешагнула через них. Виллем только и мог, что в полном остолбенении смотреть. — Вот теперь я действительно стою голая возле твоей постели.
— Ты шлюха? — быстро спросил он.
На ее лице выступила краска гнева, но потом она рассмеялась.
— Нет, я менестрель и твой друг Жуглет. Не делай поспешных выводов.
Виллем немного пришел в себя.
— После такого обмана я имею права делать что угодно!
— Потише! Если уж на то пошло, ты сам обманывался, — отпарировала Жуглет. — Я когда-нибудь утверждала, что я мужчина? Я ни разу не солгала насчет своего пола. А сейчас я надеялась, что моя откровенность принесет тебе облегчение. И подумала, что… — Она замялась. — Подумала, что ты меня обнимешь.
— Я не могу тебя обнять, — слегка шокированный, отозвался Виллем. — Ты… ты женщина, которая стоит голая у моей постели.
— Ты предпочитаешь, чтобы я оделась?
— Нет, — произнес он так поспешно, что она, несмотря на все страхи, откинула голову и от души расхохоталась.
Этот смех был столь характерным для Жуглета, что у Виллема закружилась голова — так трудно было увязать хорошо знакомый смех с тем фактом, что он исходит из уст женщины.
— Тогда, может, я сяду?
Он торопливо окинул взглядом комнату, словно внезапно устыдившись ее холостяцкого состояния, явившегося результатом деятельности Эрика.
— Я… подожди, я найду тебе местечко поудобнее, — забормотал он и нагнулся, чтобы подобрать упавшее на пол одеяло.
— О, ради всего святого! — Жуглет потянулась за туникой. — Надену-ка я пока это, в надежде, что потом ты наконец придешь в себя.
Она натянула тунику, но не стала подпоясываться, предоставив ей свободно свисать.
Виллем застыл на месте, не сводя взгляда с одеяла в своих руках. С чего это вдруг ему захотелось его подобрать? Швырнув одеяло на пол, он пристально посмотрел на Жуглет.
— А Линор знает? — спросил он. — Вы, сговорившись за моей спиной, разыгрывали из меня дурака?
Жуглет поспешила успокоить его.
— Линор я никогда ничего не говорила. И из тебя дурака тоже не делала, Виллем. Может, я сама была дурой, а ты стал жертвой моей глупости. Это вовсе не одно и то же.
Он опять смерил ее долгим, скептическим взглядом. Она стояла покорно, опустив руки и высоко подняв голову, что дало ему возможность как следует рассмотреть неожиданно ставшее таким чужим лицо.
— Но зачем? — наконец нарушил молчание он.
— Зачем жить под личиной мужчины? — переспросила она, сопровождая свои слова характерным для Жуглета пожатием плечами. — А если нет, то каковы, по-твоему, были бы мои перспективы?
— Я имел в виду — зачем тебе понадобился я? Зачем ты сделала так, чтобы я оказался здесь?
— Чтобы мой самый дорогой друг был рядом со мной, там, где мы оба можем благоденствовать, — ответила Жуглет. — Что бы ты обо мне ни думал, Виллем, в этом, прошу тебя, поверь моему слову.
По Виллему, однако, было видно, что он не склонен ей верить.
— А еще какие причины? — осведомился он. На ее лице появилось беззащитное выражение.
— Только те, которые напрашиваются сами собой! Я надеялась, что нам удастся поспособствовать продвижению твоей сестры, которая очень мне дорога, хотя мой флирт с ней и был просто игрой. Я надеялась принести пользу императору, потому что ему выгодно иметь при дворе таких людей, как Линор и ты. И еще я думала, что мы — ты и я — прекрасно проведем тут время. Так ведь и было. Клянусь, я не хотела, чтобы случилось все это.
Пауза. Жуглет осторожно, на шаг, приблизилась к Виллему.
— Но это произошло, и, кажется… я надеюсь… что мне не придется об этом пожалеть. Если не пожалеешь ты.
Неуверенно улыбаясь, она придвинулась ближе еще на шаг. Ее близость вызывала в нем чувство тревоги. Резко попятившись, Виллем ударился о кровать и пошатнулся.
— У меня нет никакого желания спать с тобой, — неловко, почти беспомощно произнес он.
— Неужели? Когда ты принимал меня за юношу, то не был так категоричен в своих суждениях.
