И вернулась к своей пряже.
— Или, самое меньшее, здравому смыслу, — фыркнула Жанетта. — Не кусай руку того, кто тебя кормит, а не то останешься голодной, девочка моя.
Линор вспыхнула, но потом справилась с собой и объяснила, с тенью прежней кокетливой улыбки на губах:
— Дело не в названии. Я не возражала бы, пусть меня называют шлюхой, если бы могла извлечь из этого выгоду, как это происходит с вами.
Жанетта и Марта посмотрели друг на друга с улыбкой в глазах — и расхохотались.
— Вообще-то выгоду дает не название, цыпленочек, — сказала Жанетта. — Ладно, проехали. Значит, молодая госпожа собирается в Майнц.
Она оглядела Линор сверху донизу и протянула ей стоящую на столе чашку с вином. Линор заглянула в чашку, на мгновение заколебалась, но потом осушила ее до дна и испустила вздох облегчения.
— Я восхищена твоим мужеством, но, надеюсь, ты не собираешься явиться к Конраду в таком наряде?
Эрик, увидев, что Линор пошатнулась, подхватил ее, вынул из ее рук чашку и бережно усадил измученную кузину на ближайшую скамью.
— Я взяла с собой смену одежды и надежно ее упаковала, — ответила сестра Виллема. — Белое шелковое платье свободного покроя с высоким воротником и длинными рукавами — в нем я буду выглядеть как сама невинность.
Жанетта улыбнулась.
— Если ты в самом деле хочешь привлечь внимание короля, я могу предложить тебе кое-что получше.
— Вряд ли мне удастся убедить его, что я не падшая женщина, явившись в наряде шлюхи, — удивленно сказала Линор, надеясь, что женщины не уловят сарказма.
— Это не наряд шлюхи, — с оттенком самодовольства ответила Жанетта. — Это платье, которое я должна была надеть в день своей свадьбы.
Наступившая тишина глухо загрохотала в ушах Линор, щеки снова вспыхнули.
— За этим, наверное, кроется целая история, — сказала она, опустив взгляд.
Жанетта пожала плечами.
— Самая что ни на есть обыкновенная. Девушка привлекает внимание не того, кого следует. Внимание сохраняется ровно столько времени, сколько нужно, чтобы снять кожуру с яблока, после чего тот, кто ее снимал, забывает о яблоке, и оно остается гнить. В моем случае кожура была снята за день до свадьбы, и на этом все кончилось. Мне всегда хотелось посмотреть Майнц. — С этими словами она вышла на кухню, со смехом бросив через плечо: — Я тоже не возражаю называться шлюхой, если мне от этого есть польза.
К вечеру второго дня, когда вестника с королевскими регалиями выслали вперед в Шпейер, Виллем обнаружил, что рядом с ним скачет кардинал Павел.
Это получилось неумышленно. Они оказались одни на широкой, обсаженной с обеих сторон деревьями дороге, между несколькими плотно сбившимися группами увлеченных беседой всадников. В тяжелом, влажном воздухе висели тучи комаров. Жуглет жизнерадостно болтала с Альфонсом, рассказывая ему, какой замечательный, мягкий человек Виллем, как уважительно он относится к близким ему женщинам, какой он любящий и преданный. И как совершенно неспособен таить на кого-то злобу. С тех пор как они покинули Кенигсбург, Виллем послушно вел себя самым дружелюбным образом, и Конрад обращался с ним так, словно никакой катастрофы не произошло, про Линор речи никогда не заходило, а интересовал его только сам Виллем в связи с новой затеей о рыцарях императора. Виллем был любезен даже с Маркусом, и тот почти забыл, что перед ним брат женщины, которую он оклеветал. При этом сенешаль отлично помнил, что продвигал ее Жуглет, полный решимости восстановить ее репутацию.
Конрад по-прежнему был недоволен тем, что Маркус не испытывает бурного восторга по поводу своего предстоящего герцогства, но в силу привычки и по необходимости снова обращался с ним как с ближайшим наперсником. По дороге они обсуждали текущие дела: в каком городе с какими вельможами должен встретиться Конрад, кого чем одарить, на кого надавить с целью обеспечить снабжение кавалькады продуктами. Сейчас Маркусом до такой степени завладели мысли о возлюбленной, что он отвечал Конраду чисто машинально. Они скакали на север, удаляясь от Имоджин. Ему хотелось под каким-нибудь благовидным предлогом повернуть на юг… тогда он скакал бы все дальше и дальше, вернулся бы к ней, похитил и растворился бы в Итальянских Альпах…
— Да, сир, мне известно, что герцог Австрии приедет к архиепископу в Шпейер и что он хотел поговорить с вами о речных пошлинах, — услышал он собственный голос.
Чувствуя, что деловой разговор у них надолго, Виллем отстал, рассчитывая дать себе передышку. Павел тоже скакал один, и их коней, видимо скучающих без общества, потянуло друг к другу.
Оказавшись один на один с кардиналом, Виллем поддался порыву действовать в открытую. По его мнению, данная Жуглет клятва таким образом не будет нарушена: он пообещал не делать ничего подобного в присутствии других людей.
— Ваше преосвященство, — сказал он. — Я чувствую себя больным от всех этих бесконечных политических махинаций при дворе.
— Да, это может быть утомительно, — вздохнув, согласился Павел. — Хотелось бы и мне чаще сталкиваться с проявлениями искренности.
— Значит, вы не возражаете против моей откровенности?
На мгновение Павел заколебался, но потом ответил, правда чересчур воодушевленно:
— Никоим образом.
— Мне известно о фальшивом документе и о девочке, которая украла кольцо-печатку, — спокойно сказал Виллем.
Павел побледнел.
— Не понимаю, о чем ты.
— Прекрасно понимаете, — чуть более напряженно произнес Виллем. — Я хочу, чтобы вы все исправили и справедливость восторжествовала. Помогите мне вернуть то, что у меня отняли, и я прощу вам все грехи, совершенные против меня. Не стану создавать для вас проблем с императором. Но я требую справедливости. А иначе я призову эту девочку оттуда, где она скрывается, вместе со всеми доказательствами вашей вины. Альфонс просто украл мои земли, но вы, ваше преосвященство, совершили государственную измену, похитив кольцо. Даю вам время на размышления до завтрашнего полудня.
Он пришпорил Атланта и поскакал вперед среди удлинившихся теней.
Мать Конрада была похоронена в Шпейере, в склепе кафедрального собора, и он, в сопровождении телохранителя и слуг, отправился туда отдать дань уважения ее памяти. В это время Маркус поскакал в просторный дворец архиепископа, чтобы подготовить самую просторную комнату, где Конраду предстояло провести ночь.
Услышав стук в дверь, он открыл ее и увидел Павла в обычном для того беспокойном состоянии. Только Маркус собрался пригласить его войти, как тот резко вскинул голову, указывая на место рядом с собой. Удивленный, заинтригованный, Маркус вышел на маленький балкон, возвышающийся над большим залом.
Павел держал в руках два бумажных свитка. В тусклом свете горящего над лестницей факела он поднял один из них и, как обычно, без единого слова приветствия, быстро заговорил:
