Я послал Ричардусов к епископу Конраду, чтобы они принесли письменное обязательство Отто, составленное несколькими месяцами ранее, по которому часть его поместья в Германии переходила к Лилиане и ребенку. Скорее всего, оно не имело правовой силы, но мы с Джамилей надеялись, что Бонифаций своим письмом мог бы придать ему дополнительный вес в глазах семейства. Это означало, разумеется, что нам нужно было каким-то образом заручиться таким письмом от Бонифация.
Пока мы спорили, как этого добиться, я сидел рядом с Лилианой, обхватив ее за спину, и покачивался. Ее лицо было сплошь покрыто красными пятнами, но рыдания наконец утихали: Джамиля дала ей выпить успокоительного, от которого Лилиана постепенно впадала в оцепенение, а сама занялась Грегором, чтобы подготовить его к встрече с Бонифацием. Она стояла над ним, как строгая мать, пока он умывался, подстригал бороду, переодевался во все чистое впервые за несколько недель. Это напомнило мне тот ритуал, какому Лилиана подвергла меня в Венеции. Я еще крепче обнял ее.
Приобретя презентабельный вид, Грегор вновь уставился на меч. Джамиля повернулась ко мне.
— Ты не мог бы пойти с ним и поддержать словесно, если потребуется?
— Тогда Бонифаций узнает, что его придурковатый музыкант не настолько глуп и на самом деле из команды Грегора. Мне все равно, но эта новость не приведет его в хорошее расположение духа.
— Тогда постараемся убедить Конрада молвить за него слово. Грегор сейчас не в состоянии убеждать кого-то. — Она помолчала. — Нужно переправить Лилиану в аббатство. Возможно, Самуил знает, где здесь ближайшее. Тебе придется уехать прямо сейчас. До начала сражения.
— А вы с Самуилом не можете забрать ее с собой?
Она покачала головой.
— Самуил не позволит. Ради ее блага, да и его тоже.
Епископ Конрад пришел в хижину как стемнело. Слуг он оставил снаружи. Ему было явно не по себе, оттого что Джамиля не только была с нами, но и заправляла всем: в христианском доме скорби этим следовало бы заниматься христианке.
— Не беспокойтесь, ваше преосвященство, я не внушала им ереси о том, куда попадает душа после смерти, — сказала она вместо приветствия. — Принесли обязательство Отто?
— Сами знаете, оно едва ли к чему-то обязывает, — сказал Конрад, передавая ей документ.
Джамиля, в свою очередь, отдала его Грегору. Он взглянул на пергамент без всякого интереса, как медленно умирающее животное может взглянуть на пролетающего жука. Потом снова перевел взгляд на меч Отто.
— Может быть, и не обязывает, господин, но если Бонифаций подтвердит его своим письмом, родственники Отто, быть может, не сразу поспешат оспорить документ.
Грегор поднял голову и наконец вступил в разговор:
— У нас с Отто разные матери. Имение, предназначенное Лилиане, он унаследовал по материнской линии. Семейство у нас добросердечное, но очень набожное. Женитьба многое бы решила.
— Или видимость женитьбы, — поправил я.
— Я не стану участвовать в подобном обмане, — фыркнул Конрад.
— А я стану, — спокойно объявил я. — Ведь именно я повезу ее на родину.
— Он хотел жениться на мне, но я все отказывалась, думала о его интересах. Как бы он выглядел, заключив брак со шлюхой, — сказала Лилиана почему-то виноватым тоном. (Видимо, сложившаяся ситуация с наследством приводила ее в крайнее смятение.) — Если ребенок — это все, что от него осталось, то вряд ли его родственники нас прогонят. Они знают обо мне. Однажды его мать даже позволила мне сесть с ней за один стол.
— Они примут ребенка, а тебя прогонят, — возразил я. — Мы скажем, что вы поженились.
— Я не допущу этого, — заявил Конрад.
— Хотите вернуться вместе с нами в Германию и обличить ее перед семейством?
— В свое время я вернусь в Германию, — предостерег он, — и скажу правду.
— И вы так с ней поступите?
— Разумеется, поступлю, если она посмеется таким образом над священным таинством.
Джамиля, обычно более практичная, чем я, попыталась подойти к проблеме с другой стороны, более редкой:
— Ваше преосвященство, а сейчас еще не слишком поздно поженить их?
Конрад брезгливо поморщился и объявил:
— Нельзя же заключить брак с трупом.
Услышав эти слова, Лилиана вновь зарыдала.
— Вы нам чрезвычайно помогли, ваше преосвященство, благодарю вас, — сказал я. — И все-таки чем мы обязаны удовольствию лицезреть вас лично? Мы ведь только просили документ.
— Я пришел предложить утешение… — начал Конрад, но его прервал громкий смех Джамили, которая смеялась редко и всегда без насмешки, так что сейчас произвела впечатление.
Даже Грегор поднял взгляд и удивленно взглянул на епископа.
— …и рассказать о том, что вам необходимо знать, — продолжил Конрад. — Но начну с другого: если вы хотите ей помочь, я согласен, что вам следует попросить Бонифация поддержать ее сторону.
— Тогда, пожалуйста, молю вас, — вмешалась Джамиля, — сделайте доброе дело и поговорите с Бонифацием сами. По очевидным причинам, все мы не годимся на роль заступника.
Наступила пауза, а потом Конрад сказал:
— Из меня тоже плохой заступник.
— Почему?
— Он… требует от священнослужителей сделать то, чего нам совсем не хочется.
— А именно? — поинтересовался Грегор.
Конрад покачал головой.
— Этому не бывать. Но пока все не разрешится, я не могу обращаться к нему с просьбой. — Он оглядел нас по очереди. — Лучший выбор — иудейка.
— Нет, — решительно заявил я, по-прежнему обнимая Лилиану, — у нее здесь другие обязательства, а он попытается увезти ее в Святую землю.
— Но никто туда не собирается, — сказал Конрад.
От потрясения все онемели.
— Что-что? — первым нарушил молчание Грегор.
— Именно это я и должен был сказать. Уже шел к вам, когда меня настигла весть об Отто. Я как раз возвращался после совета с баронами. — Епископ повернулся ко мне. — Удивительно, как тебя там не было. Именно на таких мероприятиях Дандоло любит слушать твою игру.
— Он приглашал меня, — сказал я, вспомнив мальчишку, стучавшего в дверь, — но мне было не до него.
— Это был военный совет, — сказал Конрад. — Там уже не решалось, будем ли мы сражаться, а обсуждались конкретные вопросы — когда и как.
С минуту мы все переваривали услышанное. На этот раз без особого удивления.
— И каков наш теперешний боевой клич? — устало спросил Грегор. — Договор с Алексеем лопнул после его смерти, поэтому мы не можем заявлять, что у нас есть право получить что-то от города.
— Мурзуфл убил Алексея, а Алексей был нашим союзником. Вот и весь предлог. — Конрад поморщился. — А настоящая причина в том, что у нас нет денег, и единственный способ раздобыть их — завладеть городом.