Поэтому я взял вместо лиры лютню, настроил ее и, вернувшись на кровать, начал играть самую первую песенку, которой меня когда-то обучила Джамиля. У меня она получалась хуже остальных песен, потому что пальцы упрямо цеплялись за воспоминание о том, как они когда-то не умели играть на этом инструменте. Но мелодия мне нравилась, она напоминала мне Джамилю, и это успокаивало.
А кроме того, именно эту мелодию я чаще всего исполнял в одном домике недалеко отсюда всю прошлую осень. Его величество узнает ее даже через закрытые двери.
Наконец послышались шаги: кто-то прошел по коридору и остановился у дверей. Я продолжал играть.
Через секунду двери резко распахнулись, и в спальню ворвались два варяга-охранника. По сравнению с этими громилами Грегор выглядел крохой. Они сразу направились к кровати, один выхватил лютню у меня из рук, второй схватил меня самого. Первый, опустив лютню на пол возле кровати, начал меля обыскивать. Оружия при мне, естественно, не было.
Тогда громилы отпустили меня и вышли из спальни, оставив императора Мурзуфла, одетого в пурпурное с ног до головы, стоять в дверном проеме.
— Вижу, ты поменял цвет обуви, — сказал я. — В зеленом ты смотрелся гораздо лучше.
Мурзуфл откинул назад голову и расхохотался.
— Я так и знал, что ты придешь, — с восторгом сказал он.
64
Император шагнул через порог, гвардейцы, оставшись снаружи, закрыли за ним дверь.
— Ты знал, что я приду? Да я сам этого не знал.
Мурзуфл весело пожал плечами.
— Я знаю тебя лучше, чем ты сам себя знаешь. И даже могу сказать, зачем ты сюда явился.
— Вот как? — в смятении пробормотал я.
Мурзуфл подергал своими густыми бровями, глядя на меня.
— Ты не желаешь победы ни той ни другой стороне. Ты любишь Грегора, но ненавидишь его армию.
— Не говоря уже о командующем…
Император сплюнул.
— Особенно командующего. Однако ты хочешь примкнуть к той стороне, которая все-таки победит. Сам знаешь, это будет моя сторона, поэтому ты и выбрал меня.
— Разве?
— Не строй из себя скромника. Рад тебя видеть, Блаженный! В глубине души ты тоже радуешься, потому что знаешь, что благополучие народа важнее благополучия какого-то одного рыцаря. Тебя печалит проигрыш Грегора, но не настолько, чтобы ты способствовал его победе.
— Помогать ему — значит помогать Бонифацию, — сказал я так, словно меня тошнило от одного его имени. — Но разделять судьбу с тобой не хочу.
Он бросил на меня ироничный взгляд.
— Разумеется, я не нуждаюсь в твоей помощи. Ты сам мог убедиться два дня назад, что этим свиньям-чужестранцам нас не одолеть.
— Особенно под командованием Бонифация…
Мурзуфл сплюнул во второй раз.
— Даже не упоминай его имени! Все это его вина. Ты думаешь, меня радует такая заварушка? Я бы предпочел оказаться в своем маленьком домике, ублажать в постели Евдокию и пить вино. Но если, Блаженный, ты здесь не для того, чтобы помочь мне, значит, тебе что-то от меня нужно, и ты уверен, что я не зря потрачу время. Такой вариант меня тоже радует. Даже знаю, чего ты хочешь, если уж говорить об ублажении хорошеньких женщин. Итак, слушаю твое предложение.
— Мне нечего тебе предложить.
Он изобразил удивление.
— Она так мало для тебя значит?
— Что? — спросил я с упавшим сердцем, буквально опешив.
— Джамиля, — сказал он. — Давно жду, что ты придешь и предъявишь на нее права. Или ты утратил к ней интерес? А? Непостоянный мальчишка. Не отрастить тебе бровей. Пусть все достается Самуилу.
— О чем ты толкуешь? — пробормотал я, стараясь побороть панику.
Мурзуфл нахмурился.
— А ты не знаешь? Мои люди не так хорошо распространяют слухи — не в пример нам с тобой в дни нашего расцвета. Сейчас трудно найти хороших помощников…
— Где Джамиля? — резко спросил я, внезапно пожалев, что не захватил с собой ножа. — Она сбежала. Вся община спаслась бегством.
— Она в Пере, недалеко от твоего лагеря, сразу за холмом, — ответил Мурзуфл.
— Пера стоит совершенно пустая. Все иудеи удрали.
— Да, все они удрали, кроме Самуила и его домочадцев, — весело поправил меня Мурзуфл. — Хотя они тоже пытались удрать. Его задержали по подозрению в отравлении моего дорогого предшественника, Алексея, о кончине которого все скорбят, упокой Господь его душу. Со всеми этими приготовлениями к войне, навязанной мне проклятым маркизом, у нас не было ни времени, ни возможности заняться расследованием предполагаемого предательства Самуила. В благодарность за его хорошую работу при дворе мы решили не сажать его в дворцовую темницу, а оставить под надзором в его собственном доме в Пере, вместе со всеми домочадцами, включая будущую жену. Их охраняют, и они там совершенно одни. — Он внимательно посмотрел на меня и убедился, что я совершенно сбит с толку. — Так ты действительно ничего не знал? А ведь мне хотелось, чтобы ты услышал об этом. Поэтому и думал, что ты пришел сюда из-за нее.
— Со слухами всегда неувязки, — сказал я, пытаясь сохранять видимость спокойствия. — Полагаться на них нельзя. Как ты собираешься поступить с лекарем?
Он пожал плечами.
— Думаю, моя репутация только укрепится после завтрашней победы над мерзавцем маркизом, но если этого не случится, то опять возникнут неприятные вопросы насчет смерти моего предшественника, и тогда кому-то придется на них ответить, но только не мне. Самый логичный выбор падает на лекаря его величества.
— А Джа…
— Джамиля свободно может покинуть дом в любое время, но, конечно, единственный человек, с которым ей будет безопасно, — это ты, тем более теперь, когда вся община вновь разбежалась кто куда.
Мне понадобилась минута, чтобы обдумать это, но на ум так ничего и не пришло.
— Ты позволишь ей уйти… А в чем тут твоя выгода?
— Всего лишь сделаю тебе одолжение! Хочу продолжать наше приятное общение, как было в прошлом. Все шло бы своим чередом, если бы не грубое вмешательство этой армии, которую мы оба так сильно ненавидим. Неразумно с твоей стороны и дальше поддерживать эту проклятую кампанию, а идти тебе некуда. Решение очевидно: оставайся со мной. Ты и Джамиля. Армия капитулирует и побредет в Иерусалим со своим прекрасным Грегором или поедет домой, в Европу, со злодеем-маркизом, а ты поможешь мне вернуть империи ее прежнюю славу.
— Я пришел сюда, вовсе не собираясь объединяться с тобой, и по-прежнему не имею такого намерения, — запинаясь, проговорил я.
Тревога о Джамиле заставила меня на минуту забыть, зачем вообще я сюда пришел.
— Но ты ведь пришел, — пропел он и многозначительно улыбнулся, словно собирался разоблачить меня как своего секретного агента.
