Грегор сорвал с головы шлем и нарочито отбросил в сторону. Мурзуфл сразу его узнал, резко осадил лошадь и поднял руку, подавая знак варягам, чтобы они не подъезжали ближе. Прослужив у трех императоров, быстро сменивших один другого и не умевших даже держать меч, они встревожились, что этот попробует защищаться сам. Оставшись один, Мурзуфл перевел коня на рысь и приблизился к Грегору. Солнце светило за его спиной, и нам с Грегором приходилось щуриться, когда мы смотрели на императора снизу вверх.
— Слезай с коня и сразись со мной! — прохрипел Грегор и яростно взмахнул мечом. — Слезай! Немедленно!
Мурзуфл рассмеялся своим характерным тоненьким смешком, но как-то очень ненатурально.
— Моя охрана расстроится, если я так поступлю.
Грегор побежал, размахивая руками, словно хотел напугать коня, но тот лишь презрительно мотнул головой и не шелохнулся.
— Слезай! — завопил Грегор. — Спускайся на землю, шлюшье отродье, или я проткну насквозь твоего коня.
Мурзуфл не тронулся с места.
— Ты мне обязан слишком многим, так что давай рассчитаемся, — сказал Грегор. Он был настолько разъярен, что я с трудом разбирал слова.
С красным и мокрым от слез лицом он вцепился в уздечку и пригрозил мечом Мурзуфлу. Тот рукой в перчатке спокойно отвел острие в сторону. Охрана рванула вперед, но Мурзуфл снова поднял руку, останавливая ее.
— Нет! — спокойно выкрикнул он, не сводя взгляда с Грегора. — Германец, ты единственный среди всех этих чужестранных завоевателей, кто не состоит целиком из дерьма и лицемерия. Тебе самому не нравится то, что происходит. Спрячь меч в ножны и ступай в Иерусалим.
— Слезай с коня и сразись со мной! — проорал Грегор так громко, что конь Мурзуфла прижал уши.
— Не могу этого сделать, друг мой. По той простой причине, что победа останется за тобой, и что тогда будет со Станполи? Город лишится императора только потому, что тебе понадобилось отомстить? Как бы мне ни хотелось удовлетворить твой низменный порыв, я в первую очередь должен думать о своем городе. И поэтому, — тут он пожал плечами, — отклоняю твое приглашение.
Не переставая смотреть на Грегора, Мурзуфл прокричал через плечо какой-то приказ по-гречески, двое его варягов развернули лошадей и потрусили за поворот. Мне стало ясно, что они поехали за подкреплением. Грегор тоже это понял.
Он послал в адрес Мурзуфла несколько отборных ругательств, после чего развернулся и отдал распоряжение своим людям, готовя их к новому натиску, в котором крестоносцам придется защищаться. Но его прервала новая короткая барабанная дробь, на этот раз доносившаяся из-за ворот. После барабанов коротко прозвучали трубы. Под эти фанфары — что было, конечно, глупо при данных обстоятельствах, когда царил полный хаос, — через ворота вступил Бонифаций Монферрат со своей охраной.
Маркиз и император посмотрели друг на друга. Все замерли, словно в этот момент что-то можно было решить переговорами. Наступила настоящая тишина.
— Через эти ворота готовы ворваться десять тысяч воинов, — объявил Бонифаций: ему даже не пришлось напрягать голос, настолько все стихло вокруг. — А вслед за ними пойдут десять тысяч моряков. Это вдвое больше численности варяжской гвардии. К тому же мы оба с вами знаем, что остальная греческая армия, какой бы многочисленной она ни была, абсолютно бесполезна. Сложите оружие сейчас, и вам будет сохранена жизнь, хоть вы этого и не заслуживаете.
Последовала пауза.
Потом Мурзуфл презрительно выкрикнул «Ха!», которое, однако, прозвучало совершенно неубедительно.
Грегор, объятый бешенством, побежал на Мурзуфла, словно собираясь стащить его с седла.
Мурзуфл в мгновение ока вытащил из ножен меч и небрежно выставил на уровне колена прямо на Грегора, так что если бы тот продолжал бежать, то оказался бы насаженным на острие. Других попыток защититься Мурзуфл не предпринял. Скажу больше, вид у него был самодовольный, и это самодовольство было нацелено на Бонифация: гляди, дескать, как сейчас уничтожу твоего величайшего воина.
Я пронзительно вскрикнул, когда Грегор грудью напоролся на острие. Он дернулся, словно получил удар в грудь, замахал руками, выронив меч и щит, потом попятился и повалился на булыжную мостовую, а из его груди вырвался хриплый стон.
Меч пробил кольчугу насквозь, но крови не было — ни на Грегоре, ни на мече. Грегор перекатился на бок, прижимая руки к груди. Он не мог дышать, но в остальном не пострадал.
У Мурзуфла от изумления отвисла челюсть, когда он осматривал кончик своего меча, словно видел его впервые. Потом он нервно посмотрел на Бонифация, который был ошарашен не меньше него.
Тем временем Грегор, которому по всем правилам давно полагалось быть мертвым, потянулся за своим мечом и начал подниматься с земли.
— Спускайся и сразись со мной, — приказал он низким, утробным голосом, так как все еще не мог сделать вдох.
Но прежде чем Грегор выпрямился во весь рост, Мурзуфл развернул коня и галопом скрылся за поворотом улицы, уведя с собой варягов, которые не отставали от него ни на шаг.
Грегор шатнулся к обочине, прижимая руку к груди, второй рукой он отмахивался от своих соратников по оружию, которые попытались подойти к нему. Бонифаций, по-прежнему стоя в воротах, пялился на него, разинув рот. Тут относительное затишье нарушил чей-то клич с корабля, Бонифаций отвлекся, вокруг снова зашумели, хотя противника поблизости не было.
Я подбежал к Грегору. Он затих и все так же прижимал руку к груди. От его строгого лица исходило странное сияние. Дыхание все еще давалось ему с трудом, но его это абсолютно не расстраивало.
— Знаю, что это, — тихо произнес он.
Я сунул руку ему за пазуху и вынул то, что туда положил. Развязал красный бархатный мешочек и достал кусочек закругленной кости размером с мою ладонь. Тонкие золотые зажимы, крепившие святыню к реликварию, были разбиты, но все остальное не пострадало. Невероятно, но тем не менее правда. Грегор потянулся к мешочку и достал пустой реликварий. Он тоже чудесным образом не пострадал, каждая жемчужина на своем месте, бесценный розовый рубин цел и невредим, мягкое золото без вмятин. Другой рукой я забрал у него реликварий, и с минуту мы разглядывали по отдельности святыню и ее золотое обрамление.
— Вот это и есть преображение, — наконец произнес я и протянул ему череп. — Это должно быть у тебя. — Я вложил ему святыню в руку. — Плод твоего паломничества. Остальное положу на место, если не возражаешь. Оно еще нам пригодится.
Я сунул драгоценность обратно в мешочек, а потом спрятал его за пазуху.
Грегор, по-прежнему еле дыша и по-прежнему сияя, почтительно поцеловал череп и бережно спрятал за пазуху — под рубаху, прямо у тела. И до последней секунды, пока святыня не скрылась под тканью, все пытался на нее посмотреть.
За следующие два часа армия франков почти целиком выгрузилась на сушу и промаршировала сквозь ворота Петриона. Грегор, хоть и не вполне пришедший в себя, продолжал командовать доверенными ему людьми. Если не считать взятия Галатской башни, я еще не видел его в своей стихии. Несмотря на мою ненависть ко всему воинскому, Грегор вызывал у меня благоговейное уважение. Он проявлял необычайную стойкость и силу духа, которая казалась совершенно невероятной у человека, истощенного постом и отказом от физических упражнений. Владел мечом с устрашающей грацией, разоружая врага чаще, чем нанося ему удары. Кидался в самую гущу боя, где, казалось бы, его ждала верная смерть, но всякий раз выходил невредимым. Прекрасно сплачивал отряды воинов и каждый раз обращал противника в бегство. Лично мне было ненавистно сознание того, что уважаемый мною человек обладает этими умениями, но все равно они изумляли меня. Я, жалкий лагерный нахлебник, бежал за воинами и видел, как они разбивали наголову все отряды греков и даже варягов. Потом они рассыпались по холму, с которого Мурзуфл прежде наблюдал за военными действиями. Молва о неуязвимости Грегора распространилась во вражеском стане, как греческий огонь. Целые отряды разбегались врассыпную при одном приближении рыцаря. Даже сомневаюсь, пустил ли он кому-то кровь в тот день.
