— Потому что вы еретики и неверные, — сказал я, — и при всем при том вы еще и богатые.
Какая-то неприятная мысль, всплывшая из глубин, оживила лицо Ионниса: ему приходилось слышать рассказы о том, как поступали крестоносцы с неверными в Иерусалиме сто лет назад.
— Как же так… какие же мы неверные? Мы ведь христиане.
— Но не католики, — сказал я.
— Вы… пилигримы… пришли сюда, чтобы сместить правителя, и, оставшись на целых девять месяцев, ни разу не назвали нас неверными. Весь сыр-бор был из-за правителя! Вы пришли помочь нам! Зачем бы вы стали помогать неверным? Вы совершили паломничество в наш город! Вы молились в наших церквях и почтили наши святыни!
— И сколько людей думают так же, как ты, Ионнис? — строго спросил я. — Понимают ли городские старейшины, что завтра город подвергнется разграблению, если не будет оказано никакого отпора, — и неважно, кто там у вас император?
— Даже если его изберут, — тихо произнес Грегор совершенно убитым голосом. — Думаю, отпор — не лучшая стратегия.
Ионнис не на шутку испугался.
— Все думают, как я, — ответил он, едва дыша, — весь город. Тысячи людей прямо сейчас украшают Айя-Софию, готовясь к коронации. Люди наряжаются в лучшую одежду, надраивают украшения, чтобы приветствовать нового василевса. Моя невеста всю ночь будет шить себе новое платье. Сначала она думала, что будет приветствовать Ласкариса, но теперь на его месте Бонифаций.
— Не Бонифаций, — сказал Грегор. — Если завтра армия победит и займет город, то позже состоятся выборы, на которых решат, кому быть императором. А завтра еще не будет императора.
— Да кто им может быть, кроме Бонифация? — сказал Ионнис, делая последнюю отчаянную попытку отстоять свою версию. — Просто он получит корону чуть раньше, чем ожидалось. Позвольте ему короноваться завтра, и все пройдет так, как мы ожидаем.
— Ионнис! — Я схватил его за плечи и потряс. — Все равно городу не выстоять. Кто бы ни был император, для начала город разграбят. Ты должен убраться отсюда сегодня же ночью. Забирай с собой семью, друзей. Расскажи всем и каждому. Расскажи людям, что они должны уйти — сегодня же. Прямо сейчас. Соберется ваша армия или нет, завтра пилигримы войдут сюда и разрушат все.
— Но пока здесь был Бонифаций, сражения шли из-за того, кто главный. Теперь главный Бонифаций. Почему вдруг этого стало недостаточно? — не отступал Ионнис.
— Мне самому хотелось бы знать ответ, — признался я. — Это все католические дебри. Ну прошу тебя, доверься мне. Заставь людей понять, что они должны покинуть город.
— Они примут меня за сумасшедшего…
— А ты все равно попробуй их убедить. Мы с Грегором не говорим по-гречески, да они бы нам все равно не поверили.
— Но мы будем стараться со своей стороны, — сказал Грегор таким твердым и решительным тоном, какого я не слышал у него уже несколько месяцев, так что даже заслушался, — Пока ты будешь убеждать людей, мы помешаем Бонифацию принять корону.
— Но это не предотвратит грабежа, — возразил я. — А кроме того, нам не придется ему мешать, он ведь даже не знает, что ему причитается корона. Давай не будем создавать себе лишней работы. Он весь вечер предостерегал воинов, что греки начнут атаку на рассвете. С чего Бонифацию хотя бы на минуту предполагать, что ему предложат трон?
— А с того, что два его старших брата были поочередно очень близки к тому, чтобы короноваться. С тех пор миновало не больше нескольких десятилетий, — пропищал Ионнис тоненьким голоском.
— Что? — охнул я.
— А ты разве не знал? — с легким удивлением спросил Грегор.
— Бонифаций прекрасно знаком с нашими обычаями. Даже Мурзуфл это отмечал, — сказал Ионнис. — Наверняка он сейчас готовится к утреннему приему, после которого отправится в собор Святой Софии на коронацию. Если Бонифаций сказал, что нужно ждать атаки, то он либо ошибается, либо лжет. Вы уверены, что он так сказал?
Я сердито посмотрел на Грегора, не веря тому, что услышал.
— Оказывается, он имеет какие-то серьезные семейные притязания на византийский трон, а ты ни разу об этом не упомянул?
— Мне казалось, что это неважно. Мы ведь старались короновать не его, а только Алексея.
Я потряс головой, желая прояснить мысли.
— У нас нет времени, чтобы со всем этим разбираться. — Мой голос звучал решительно. — Ионнис, тебе понятно, что ты должен делать?
На этот раз юноша серьезно кивнул, а не стал пожимать плечами.
— Тогда ступай и действуй.
Он схватил мою руку, и я почувствовал, как дрожит его рука.
— Буду за тебя молиться.
То же самое он робко произнес, обращаясь к Грегору, а потом убежал.
Мы помолчали. Немного погодя первым заговорил Грегор:
— Возникает вопрос: если корону все-таки предложат Бонифацию, будет ли он настолько глуп, чтобы принять ее?
Я сплюнул.
— Это не вопрос. Разумеется, будет.
— Но ведь он подписал соглашение, по которому император должен избираться голосованием, — возразил Грегор. — Если он нарушит договор, наступит всеобщий хаос. Армия окажется ни с того ни с сего военным противником собственного предводителя. Прямо здесь, на улицах города. Бонифаций это знает. — Он пытался убедить самого себя. — Для него будет лучше победить на выборах — тогда его с почетом провозгласят императором, и армия окажется в его полном подчинении.
— Так ты думаешь, он станет ждать выборов? — спросил я.
— Да… — Грегор ответил так неуверенно, что это прозвучало скорее как вопрос.
— Прекрасно сознавая, что он проиграет голосование?
— Это еще не факт… — Грегор поморщился.
— Грегор! Джамиля видела собственными глазами: половина избирателей — венецианцы! Они из принципа проголосуют против него, так как он связан с Генуей. Все, что нужно, — это один голос епископа, отданный Балдуину, а не маркизу. Только подумай! Балдуин Фландрский — единственный искренний пилигрим во всем войске, помимо тебя. Бонифацию понадобится какое-нибудь извращенное, зловещее чудо — только тогда его могут избрать императором. Он это знает. Поэтому если он предполагает, что завтра утром ему предложат корону, то неужели он откажется?
— Но хаос…
— Варяжская гвардия не допустит хаоса. Это их город, и в нем живет столько людей, сколько воинов в твоей армии. К тому же твоим воинам он не давал спать почти полночи. Намеренно. Завтра утром они не будут достойными противниками варягам. В любом случае завтрашний день не обещает ничего хорошего. Амбиции ослепляют, Грегор. Если Бонифаций знает, что ему готовят корону, он убедит себя, что имеет на нее право, и станет это право отстаивать.
— Тогда мы должны сделать так, чтобы корону ему не предложили.
