Джамиля пытливо взглянула на меня, при этом у нее дрогнул уголок рта, так что я сразу понял: моя идея пришлась ей по вкусу.
— В последний раз, когда ты играл добрым именем Грегора, Задар был разграблен. Будешь продолжать — поставишь весь христианский мир на колени.
— Иудейка станет возражать? — остроумно поинтересовался я.
— Нет, не станет, — ответила она, на секунду задумавшись.
До сих пор зима была сырая, но очень теплая — никто не надевал накидок, если светило солнце. Но в день предполагаемой раздачи серебра внезапно похолодало. Открытая площадь была не очень большая, поэтому люди стояли в тесной толпе, сидели друг у друга на плечах, свешивались из окон окружающих зданий. На тесноту никто не обращал внимания; это была горластая, оживленная, веселая толпа. Все предвкушали, как разойдутся с площади, зажимая в кулаке деньги. И все знали, что раздать им деньги заставил Бонифация один умный парень, их любимец, Грегор Майнцский.
Бонифаций Монферрат — Фацио для друзей, маркиз для подчиненных, Англичанин для сбитых с толку несостоявшихся убийц — на площади, разумеется, не появился. Он слышал молву (а кто ее не слышал?) и был не настолько глуп, чтобы предстать пред многотысячной толпой вооруженных воинов, веривших, что получат то, чего он никак не мог им дать. Не сомневаюсь, что последние несколько дней он только и думал, как бы ему найти выход из этой ситуации. Но выхода не было. В том-то и состоит красота простого плана.
Прошел час. Другой. Я изучал плиты из известняка, добытого на материке в горных каменоломнях, и убивал время, подсчитывая морские ракушки, застрявшие там во времена Ноя и Потопа. Воинов позвали на молитву, но никто не ушел. Настроение толпы менялось: безразличие перешло в раздражение. Бонифаций точно знал, какую выдержать паузу, прежде чем прислать на площадь гонца, который объявит, что маркиза свалила лихорадка, но он готов принять одного, и только одного, человека — Грегора Майнцского, чтобы обсудить создавшуюся ситуацию. Грегор, забинтованная рука которого слегка выступала под плащом, был отправлен во дворец под дружные крики «Научи его уму-разуму, германец!», «Не подведи нас, Грегор!». При этом он получил множество дружеских хлопков по здоровому плечу.
Мы с Отто смотрели ему вслед, когда он удалялся по главной улице в сопровождении маркизова пажа.
Потом Отто перевел на меня прищуренный взгляд — видно, кое-что до него начало доходить.
— Мы ничего не получим? — спросил он.
— Конечно. Не надейся, — ответил я.
— Так это твоих рук дело? — взревел он, прозрев.
Я кивнул.
— Зачем?
— Не люблю заранее раскрывать все карты, — сказал я с виноватой улыбкой.
Праздник святого Даниеля,
11 декабря 1202 года
Записываю нижеприведенный разговор в качестве своей персональной епитимий. Маркиз меня огорчает, но еще большее горе я причиняю себе сам, ибо всех подвел.
Меня провели во дворец мессира маркиза, где он в абсолютном здравии сидел возле ярко горящего огня. На этот раз не было ни объятий, ни обмена любезностями. Мессир Бонифаций сразу заявил мне, что мы оба попали в серьезную переделку из-за слухов. И виноват в этих слухах только я. Дескать, нечего мне было хвастать перед пехотинцами. Нам обоим не поздоровится, если мы сейчас не найдем какого-то выхода, чтобы люди не считали себя обманутыми.
Свою вину я не стал отрицать, но тем не менее подумал (и сейчас думаю), что люди не будут чувствовать себя обманутыми, если их действительно не обманывать. А сам сказал:
— Вам следует дать им что-то, мессир. Вы обещали.
Мессир Бонифаций:
— Что я могу сейчас сделать? Они ожидают награды материальной, а я не в состоянии расплатиться с десятью тысячами воинов из собственных сундуков.
Я:
— Сделайте же что-то, мессир, умоляю, иначе получится, что мы оба солгали.
Мессир Бонифаций:
— Они хотят получить деньги, а денег у меня нет. Как бы я сейчас ни старался, как бы ни напрягал силы, они все равно останутся недовольны, так что я даже не стану унижаться попытками.
Я:
— Значит, вы собираетесь бездействовать.
Мессир Бонифаций:
— Грегор, я не могу ничего сделать. А ты разве можешь? Как повернуть ситуацию с выгодой для нас, чтобы не расстраивать людей?
Наступила неловкая тишина, ибо я понимал, что не найду ответа на его вопрос. Наконец я сказал:
— Простите, что так говорю, мессир, но вы ввели меня в заблуждение. А я, в свою очередь, ввел в заблуждение людей и виноват в появлении слухов, это правда. Я позволил людям думать, что их отблагодарят, как они того заслуживают. Если вы даже не намерены сказать им «спасибо», значит, я здорово их подвел, о чем прямо им и скажу.
Я предполагал, что Грегор упадет на свой меч, фигурально выражаясь. И Бонифаций — мне казалось — не станет ему мешать. Когда Грегор вернулся на площадь и сообщил тысячам своих поклонников, что не смог ничего для них раздобыть вопреки их ожиданиям, то сразу был освистан и даже проклят, как я и предполагал.
А Бонифаций преспокойненько сидел в своем дворце, далеко от площади. Да, невероятно грустно терять такую удобную пешку, но еще грустнее распрощаться с собственным добрым именем. Он разбирался в политике с ее подводными течениями: хотя это он отказался наградить воинов, они обозлятся на Грегора. Он, маркиз, всего лишь разочаровал их, а вожаки нередко разочаровывают свой народ. Грегор же предал их, упав с пьедестала, о высоте которого имел самое приблизительное представление. Как раз этого я и добивался с самого начала, в чем нисколько не раскаиваюсь. Более того, всем рекомендую такой способ. Если встретите хорошего человека и увидите, что его затягивают в политику, сделайте ему одолжение и пораньше лишите его доброго имени.
Грегор, честь ему и хвала, незамедлительно решил, к немалому моему огорчению, вернуть себе уважение армии, по крайней мере, как к воину. В этом он преуспел. Не оправившись после знаменитой драки на площади, весь в синяках и с плохо зажившей раной, он убедил несколько своих соратников, германских рыцарей, присоединиться к нему и устроить тренировку лошадей за городскими стенами. Затем, когда декабрьская погода позволила и снова потеплело, он организовал небольшой турнир между германскими и фламандскими воинами, хотя по состоянию здоровья сам в нем участвовать не смог. Простые воины никогда не забудут (я на то и надеялся), как он упал со своего пьедестала — что взять с обыкновенного смертного, ему ли тягаться с вожаками. Но даже они с неохотой были вынуждены признать, что он не щадил себя в попытках вернуть их доверие.
Совершенно очевидно, что Бонифацию обо всем донесли его агенты. Должно быть, его порадовало, что Грегор останется популярным героем. Кое-кто из мелких сошек, что терлись при маркизе, попытался отсоветовать ему делать ставку на эту популярную личность, но маркиз, задумавший осуществить «великий план», никого не слушал. Пока.
