Я:
— Не такую клятву я давал Папе. Возможно, есть и другие достойные дела, но наши клятвы Святому отцу должны быть исполнены в первую очередь.
Мессир Бонифаций:
— Разумеется. И для этого мы должны сделать все, что в наших силах. В настоящий момент мы не в состоянии их исполнить. Но если мы поможем царевичу Алексею, то сумеем не нарушить клятв.
Наступила недолгая тишина, пока я обдумывал все это, а мои высокочтимые вожди смотрели на меня и ждали. Мне стало не по себе. Как-то странно, что графам не все равно, о чем думает простой рыцарь.
Наконец я сказал:
— Папа не одобрил нападение на Задар, хотя оно тоже было необходимо. Так одобрит ли он этот шаг?
Мессир Бонифаций:
— Он пока ничего не запретил.
Я:
— А разве его спрашивали? Епископов не позвали на данную встречу. Невольно напрашивается вывод, что мы принимаем решение, не поставив в известность церковь.
Мессир Бонифаций:
— Его святейшество был предупрежден.
При этих словах мессир Балдуин тихо покашлял, словно подсказывая ребенку, забывшему слова.
Мессир Бонифаций:
— Если его святейшество запрещает, то совершенно ясно, мы не должны идти против его запрета. При условии, что он не запрещает поход, что ты скажешь? Повторю, это твой единственный шанс высказаться открыто, и я попрошу быть верным своему слову, каким бы оно ни было.
Я:
— Мессир, скажу откровенно, мне не нравится замысел, и надеюсь, что вы решите от него отказаться. Если решение пока не принято, умоляю вас отклонить предложение.
Мессир Бонифаций:
— А если мы все-таки его примем? Подумай, какие у тебя здесь свидетели. Что бы ты сейчас ни сказал, ты отвечаешь за свои слова перед всеми предводителями армии.
Тут я очень пожалел, что не могу спросить совета у бритта. В голове разом зазвучали голоса, высказывавшие свое мнение по любому поводу в последние три месяца. Они так громко галдели, что у меня все поплыло перед глазами. Наконец я услышал среди гвалта тот единственный голос, что отпечатался в моей памяти давным-давно.
— Мессир, я воин. И подчинюсь приказам предводителя. Если вы решите, что мы должны выступить в поход, значит, мы так и сделаем.
Мессир Бонифаций остался доволен, у него словно камень с души свалился.
— Даешь слово чести?
— Даю, если его святейшество не запрещает этот поход. Я не пойду против приказа Папы.
Мессир Бонифаций улыбнулся.
— Спасибо, сынок, — сказал он. — Уверен, делать этого тебе не придется.
Он бросил на Балдуина многозначительный взгляд. Мессир Балдуин задумчиво поморщился в ответ, и тут до меня внезапно дошло, что все это была шахматная партия: мессир Бонифаций показывал мессиру Балдуину, что может заставить повиноваться даже Грегора Майнцского, а значит, и всех других пешек тоже. Хотя мой авторитет среди воинов порядком пострадал после случая с дележом трофеев, многие до сих пор считали меня достойным подражания.
— Мы можем принять предложение, мессир, — сказал Балдуин, словно все, что подразумевалось, уже было высказано. — Но то, что мы его примем, не означает, что мы поступим правильно.
— Если мы не примем предложения, до Иерусалима нам не добраться, — сказал Бонифаций. (Думаю, этот спор у них начался давно.) — Мы должны достичь Иерусалима, мы должны найти выход даже из самой трудной ситуации. — Он поднялся и принялся взволнованно вышагивать по залу. — Людям самим этого не понять. Мы должны, причем все, помочь им разобраться в ситуации. Представить ее в привлекательном виде. Скорее всего, они встретят новость с недовольством. Решат, что это какой-то новый замысел венецианцев…
— Ничего подобного. Я пока не дал согласия, — прервал его Дандоло.
Вожди удивленно переглянулись.
Мессир Бонифаций:
— А я решил, что вы с радостью согласитесь.
Дандоло:
— С какой стати? Большую часть жизни я занимался тем, что налаживал торговые связи между Венецией и Византией.
Мессир Бонифаций:
— Но вам ведь ненавистен этот узурпатор. Он ужасно относится к венецианцам. В девяносто пятом он подбил жителей Пизы напасть на венецианцев. Он обложил венецианские товары немыслимой пошлиной…
Дандоло:
— Все это я знаю. Мне самому не нравится нынешний правитель. Но в Константинополе проживают тысячи венецианцев, над ними нависнет опасность. Если переворот, который вы предлагаете совершить, окажется непопулярным, тогда и всем нашим торговым договорам конец. Так что не считайте, что я с вами.
Наступило неловкое молчание.
Мессир Бонифаций:
— Чем мы можем вас привлечь, чтобы вы были с нами?
Дандоло ответил не задумываясь, и я понял, что он обдумывал этот вариант, как только стало ясно, к чему клонит Бонифаций.
— Во-первых, мы должны определить, как оценивать выплату, ибо серебряная марка стоит четыре византийские монеты. Мы не согласны, получить награду в византийских деньгах, счет должен идти на чистое серебро.
— Принято, — подал голос германский посол.
— И что более важно, — продолжал Дандоло, — мы должны совершенно ясно объяснить как нашим людям, так и горожанам, что выступаем не против самого города, а только против его правителя. Алексея должны принять радостно, его возвращение и восхождение на трон должно восприниматься как благо для города. В Византии всегда было популярно цареубийство. Если его восстановить на троне силой, этаким новым тираном, он не усидит на нем даже до вечера. И тогда он не сумеет расплатиться с нами, как обещал, и все торговые начинания окажутся под угрозой. Все должно пройти так, чтобы жители восприняли нас освободителями, а не захватчиками.
Я проникся к этому человеку теплым чувством, когда услышал его слова, и сказал:
— Такой поворот мне нравится, мессир. Будь это наша миссия, я бы не только исполнил свой долг, но и был бы счастлив его исполнить. Так и скажу своим соратникам.
Мессир Бонифаций, окончательно успокоившись, снова сел рядом со мной и ласково положил руку мне на плечо.
— Спасибо тебе, сынок. Я надеялся, что ты меня не подведешь, а потому заранее продумал, как выразить мою благодарность.
Я:
— Мне не нужен подкуп, мессир, чтобы исполнить свой долг.
Мессир Бонифаций:
— Конечно, конечно. Но не лишай меня удовольствия оказать тебе милость. Наш договор остается в силе, Дандоло?
На морщинистом лице Дандоло промелькнуло понимание.
— Так вот для чего вам понадобилось мое посредничество? Если бы я знал, то лично подкупил бы Грегора…
