– Люд, ты чего-то у нас сегодня задумчивая какая-то… – сказала Нина и выразительно посмотрела на подругу.
Вкусная женщина Людмила мгновенно перехватила этот взгляд и неожиданно оживилась.
– Нина мне говорила, что вы занимаетесь переводами с английского, – обратилась она к Олегу.
– Да, перевожу кое-что, – туманно ответил Олег.
– А что именно?
– Да последнее время, к сожалению, ничего интересного не попадается. В основном, одни детективы и женские романы.
– А что вы называете женскими романами?
– Да все эти сентиментальные романы про безумную любовь, роковую страсть, про всё то, что обычно показывают в кино и чего никогда не бывает в жизни.
– А вы что, не верите в любовь? – Люда с интересом посмотрела на Олега.
– Нет, не верю, – сказал Олег.
– То есть как? – Людмила наклонилась вперед, налегая на стол своей пышной грудью. При этом Олег заметил, что у нее на блузке расстегнута одна верхняя пуговица. В расстегнутом вороте он видел нежную, атласную кожу на ее груди.
– Я не знаю, что такое любовь. Есть страсть, влечение, дружба, привязанность. А любовь? Это миф, – сказал он.
Люда опустила глаза, задумалась. Наверное, перебирала какие-то эпизоды из своей жизни. Нина с мужем, Макар и Елизавета вышли в сад жарить шашлыки, Олег и Людмила остались за столом вдвоём.
– А я вот с вами не согласна, – подняла Людмила свои шоколадные глаза на Олега и добавила, понизив голос: – Я уверена, что любовь существует.
Олег тоже пристально посмотрел ей в глаза и медленно сказал:
– Если вы так в этом уверены, может быть, вы могли бы меня переубедить.
– Может быть… – ответила она, не сводя с него глаз. – Но любовь не теорема, ее нельзя доказать, а можно только почувствовать.
В переводе это означало: «Может быть, нам стоит продолжить этот разговор в другое время и в другом месте». Лукин это понял. Он давно привык мысленно переводить всё, что говорят окружающие с русского на русский. Особенно интересно было переводить женщин. Сказанное женщиной слово «Нет» иногда означало «Нет», а иногда (в зависимости от ситуации и интонации) означало «Да, конечно!». А если женщина говорила: «Мне холодно», – то чаще всего это означало: «Обними меня». Фраза «У меня совсем нет времени» обычно переводилась «Ты не в моём вкусе», а вот предложение «Я бы тоже очень хотела посмотреть этот фильм!» следовало переводить как «Позвони мне!». Понять язык мыслей было возможно только, когда Олег переставал вслушиваться в слова, а начинал прислушиваться к интонации, внимательно следить за жестами и движениями собеседницы. Став старше, Лукин научился намного лучше понимать то, что американцы называют «body language» – «язык тела». Дыхание женщины, её походка, её жесты, взгляды, положение тела, наклон головы говорили ему больше, чем слова. С мужчинами было намного проще. Мужчины редко играли в эти игры. Общаясь с мужчинами, Олег не пытался следить за их жестами и интонацией, а больше слушал то, что они говорят. Даже если в их словах был какой-то подтекст, то вряд ли его можно было заметить в их движениях или тембре голоса. Если собеседник говорил одно, а имел в виду совсем другое, то это можно было скорее всего понять по тому, как он подбирает слова и расставляет паузы в предложении. Ну в крайнем случае – по его взгляду: открытому, спокойному или холодному, колючему. Чаще всего в общении с Олегом мужчины говорили прямо то, что думали. И Олегу это нравилось, отпадала необходимость всё время искать подтекст в словах собеседника. Но если в разговоре с женщиной Олег не чувствовал подтекста, ему становилось скучно: нечего было переводить. Некоторые женщины общались с ним, как мужчины, – говорили открыто то, что думали, не играли словами, не скрывали тайный смысл в подтексте. Одна дама, с которой он познакомился на свадьбе друга, написала ему на салфетке свой телефон и добавила: «Ты мне понравился». Лучше бы она этого не говорила. Салфетку Олег сразу же выбросил, ее телефон был ему не нужен. Язык, на котором она общалась, был Олегу не интересен.
Стемнело. Нина разливала чай. Чай был восхитительно-ароматным, Нина заваривала его каким-то хитрым способом, добавляла мяту и листья смородины с дачного огорода, которые сама собирала и сушила.
– Попробуйте варенье, я сама варила. Вот это черносмородиновое, а это вишневое, – потчевала гостей Нина.
Нина была прирожденной хозяйкой. Есть женщины, которые занимаются хозяйством из чувства долга, и для них уборка квартиры, приготовление обеда, глажка белья и другие домашние дела – это тяжкая повинность, вынужденная необходимость. Но есть редкие женщины, которые занимаются хозяйством по призванию и находят в этом истинное удовольствие. Такой «хозяйкой по призванию» была Нина. Она вдохновенно варила суп, с воодушевлением драила плиту и доводила кухню до полной стерильности в состоянии творческого энтузиазма. Всё лето Нина проводила на даче, и дачная жизнь ее была полностью подчинена графику садово-огородных и плодово-сборочных работ. В мае Нина сажала овощи в огороде, в июне и июле без устали собирала в лесу ягоды, в августе – грибы. Она неутомимо солила капусту, мариновала грибы, варила варенье, как будто собиралась кормить всю семью целую зиму не выходя из дома.
После чая Олег и Люда вышли на крыльцо покурить. Где-то лаяли собаки, откуда-то издалека доносился еле уловимый шум электрички, пахло дождём. Свет из окна падал Людмиле на волосы, и выгодно освещал сбоку контуры ее тела. Людмила взяла сигарету, Олег зажег зажигалку и поднес к её лицу. Пламя зажигалки осветило её шею и грудь в расстегнутом вороте блузки.
Олегу не давала покоя эта расстегнутая пуговица, он мучился вопросом: «Она специально расстегнула эту пуговицу или пуговица расстегнулась случайно, а Людмила просто не заметила?».
Он собрался было сказать ей о том, что у неё расстегнулась пуговица, но осекся. Олег поймал себя на мысли, что если он это скажет, то пуговицу Людмила застегнет, и грудь будет уже не видно. «Нет, пускай уж лучше она будет расстегнута», – решил он.
– А ночи стали уже холодные, – сказал Олег, чтобы как-то заполнить паузу.
Он почти не видел в темноте её лица.
– А у вас замечательный голос. Низкий такой, бархатный, – сказала она.
Олег вдруг почувствовал, что она хочет, чтобы он её поцеловал. И он ее поцеловал. Её губы ответили на его поцелуй, как будто она ждала этого. На его губах остался вкус шоколада.
Олег на минуту отстранился, пытаясь разглядеть её лицо.
– Я тебя совсем не вижу, – сказала она.
– Я тебя тоже. Но это не важно.
Докурив, они вернулись обратно в комнату.
– Ещё чаю? – спросила Нина, с интересом глядя на них.
– Нет, спасибо, Нин. Мне пора ехать, – ответил Олег. – Завтра утром нужно быть в Москве.
– Да оставайся, Олег, завтра поедешь, – сказал Палыч.
– Нет, Палыч, завтра – понедельник, с утра будут пробки. А мне в десять утра надо быть на переговорах.
