– Да ладно тебе заливать, Лукин! – сказала Лиза. – Все же знают, что ты с ним из-за Ирки Вишневской подрался. Потому что Вадик на той дискотеке у тебя её отбил!
– Н-да-а-а… – неохотно признался Олег. – Наверное, я просто искал повод для драки.
– А я помню, – сказала Полина, – как мы с моей подругой Леной заперлись в учительском туалете и исписали неприличными словами там все стены.
– Зачем?! – изумился Олег.
– Вот до сих пор не могу себе этого объяснить! – пожала плечами Полина. – Скорее всего, это был какой-то бессознательный протест против порядка, дисциплины или идеологии…
– Вас за это наказали? – спросил Олег.
– Наша директриса ходила по классам и пыталась выяснить, кто это сделал, но мы, конечно, не признавались. Потом нам объявили, что если никто не признается, то весь класс будет наказан. Ну мы и решили признаться. Тихонько подошли к нашей классной руководительнице Тамаре Аркадьевне и признались. Потом весь июнь стены красили в этом туалете.
– А я помню, как я однажды зимой в десятом классе, – начал Олег, выразительно глядя на Полину, – забрал свою дублёнку из раздевалки, стал надевать, смотрю – а она вся в пятнах крови и без пуговиц!
Полина умоляюще посмотрела на Олега, боясь, что он её выдаст.
– Как это? – не поняла Надя.
– А вот так! Пуговицы кто-то отрезал, – пояснил Олег, наблюдая за реакцией Полины, которая сидела тише воды ниже травы.
– Вот вредители! – возмутилась Надя.
– А почему же она была в пятнах крови? – ужаснулась Лиза.
– Так, наверное, злоумышленник случайно порезался, когда пуговицы отрезал! – предположил Валерка, мельком взглянув на Полину, и весело добавил: – Бог шельму метит!
Полина опустила глаза и поджала губы. Ей показалось, что Чесноков её раскусил.
– И кому же это могло прийти в голову пуговицы срезать? А главное зачем? Не понимаю! – негодовала Надя. – Просто вандализм какой-то!
Полина больше не могла этого выносить. Она уже готова была провалиться сквозь землю от стыда, как вдруг из дома послышался какой-то шум и детские голоса.
– Пойду посмотрю, что там делают дети, – сказала Полина, с облегчением встала из-за стола и пошла в дом.
Дети что-то строили на полу из маленьких кубиков, скрепляющихся между собой. Войдя, Полина увидела, что Сашка отнимает у Илюши какую-то пластмассовую деталь.
– Не надо ничего друг у друга отнимать! – строго сказала Полина. – Здесь полно кубиков! Перестаньте!
– Мама, смотри, что мы построили! – сказал Сашка, гордо показывая Полине своё сооружение.
– Ой! Какие вы молодцы! Это же настоящий рыцарский замок! – восхищённо сказала Полина. – А кто в нём будет жить?
– Ты! Ты будешь принцесса, а я буду твой рыцарь! И спасу тебя от дракона!
– Да ты у меня просто герой! – сказала Полина.
– Мама, помоги нам теперь построить мост.
– Хорошо, – Полина опустилась рядом с Сашкой на колени и взяла в руки кубики.
Голоса, доносившиеся с веранды, становились всё громче, разговоры – всё оживлённее. Кто-то заметил гитару, стоявшую в углу, и принёс её Олегу.
– Олег, спой! – раздалось с разных концов стола. – Ну пожалуйста, Олег!
Олег взял гитару, минуту задумчиво перебирал струны, а потом запел тихим грудным голосом:
«Спят, спят мышата, спят ежата.
Медвежата, медвежата и ребята.
Все, все уснули до рассвета…»
Олег и сам не мог объяснить, почему он выбрал именно эту песню, просто в тот момент он так чувствовал. Полина, сидевшая с кубиками на полу, услышала доносящееся с веранды:
«Ли-и-ишь зелёная каре-ета,
Ли-и-ишь зелёная каре-ета
Мчится, мчится в вышине,
В серебристой тишине…»
– Мам! Это же наша любимая песня! – радостно закричал Сашка.
– Да, сыночек!
Полина встала с колен и открыла дверь на веранду. К глазам подступили слёзы, и она застыла на пороге, прислонившись к дверному косяку. Олег заметил её, стоящую в проёме двери, и теперь уже пел только для неё одной, как будто больше никого вокруг не было, пронзительно, не отрываясь, глядя ей в глаза:
«Шесть коней разгоряченных
В шляпах алых и зеленых
Над землей несутся вскачь.
На запятках чёрный грач…
Не угнаться за каретой…»
Все собравшиеся стали подпевать Олегу, старательно вытягивая щемящее:
«Ве-е-едь весна в карете э-этой,
Ве-е-едь весна в карете э-этой…»
Полина вдруг вспомнила, как в пионерском лагере впервые услышала эту песню, которую их вожатый пел у костра под гитару, и всё несбывшееся, всё, чего уже не вернёшь и чему нельзя помочь, нахлынуло на неё с этой песней. Пронеслась над землёй зелёная карета, прошла по её жизни Весна, тряхнула рыжими волосами, озорно улыбнулась и, махнув на прощанье рукой, помчалась по миру дальше, звеня серебряными бубенцами, играя разноцветными лентами, рассыпая цветы и раскрашивая небо радугой; и вот уже Полина поёт колыбельную своему сыну, и Ленкина дочка надевает на свидание мамины туфли, и одноклассники отрастили бороды и, собравшись вместе, вспоминают, как «когда-то давно, в детстве…». И только серебристый звон всё ещё стоит в ушах…
42
В субботу вечером Полина сидела на кухне у Марьяны и, откинувшись на спинку высокого стула и положив ногу на ногу, потягивала из бокала красное Pinot Noir.
Марьяна увлеченно готовила свой фирменный греческий салат: она уже нарезала помидоры, огурцы, перец, лук, накромсала брынзу и принялась стругать зелень. На ней были джинсы и футболка-тельняшка. Полина задумчиво посмотрела на подругу и мысленно добавила к её портрету ромашку в волосах.
Марьяна старалась идти в ногу (а скорее даже вприпрыжку) со временем, и её квартира полностью соответствовала характеру хозяйки. Всё в её доме было удобно, функционально и стильно: чёткие линии, ничего лишнего. Вещи, окружавшие Марьяну, были модные и современные; она не любила антиквариат – считала его «пережитком прошлого». Марьяна предпочитала не предметы мебели, а конструкции. В её квартире было несколько встроенных шкафов-купе, подвесные стеклянные полки, встроенные тумбы, навесные потолки с подсветкой.
Кухня Марьяны представляла собой чудо современного дизайна в стиле «хайтек»: сочетание металла, стекла и пластика, обилие бытовой техники, черно-белая посуда геометрической формы. Обычный обеденный стол был упразднён. Вместо него в середине кухни, как остров в океане, возвышалась барная стойка, окружённая высокими крутящимися металлическими стульями с подлокотниками. Стойка эта служила Марьяне и баром, и обеденным столом, и разделочной доской. Марьяна любила принимать гостей на кухне и угощать их экзотическими закусками, которые она сама, как фокусник, готовила на этой стойке «на глазах у изумлённой публики», как это обычно делают в восточных ресторанах. Кухня Марьяны была не просто местом для посиделок, а отдельным миром для общения с бокалом в руке.
