– Ты был прав, мастер Григ! – раздался сверху голос брата Серпена. Он стоял у входа в пещерный храм, сжимая в руке горящий факел. – Место, где находился пролом, теперь невозможно отличить от стены. Отличная работа.
Чтобы привести себя в порядок после тревожного и тяжелого сна, Жак спустился к подземному озеру. Студеная вода, набранная полной пригоршней, обожгла лицо и сразу же напомнила про то, как они с отцом, готовясь выезжать на обрезку виноградной лозы, вот так же умывались у дворового колодца, лучше которого не было ни у кого вокруг.
На выходе из пещеры его ожидал Сен-Жермен.
– Предстоящий путь чреват множеством опасностей, а лучшего проводника и попутчика, чем звонкая монета, трудно найти. Мы разделим все золото на шесть равных долей, и каждый из нас повезет свою часть, – Толуй подошел к сундукам и откинул языки железных запоров. Они были доверху набиты золотыми монетами самого разного происхождения.
– Так вот почему они были такими тяжелыми, – присвистнул Недобитый Скальд.
– Теперь осталось решить, кто повезет инсигнии, – Сен-Жермен поднял, удерживая двумя руками, большой прямоугольный сверток, в котором угадывались очертания книги – писем Святого Гроба.
Приор обвел взглядом всех присутствующих и, ненадолго задержавшись на Жаке, протянул ее мастеру Григу.
– Твой конь, Лаврентиус-Павел, чудом уцелел, брат, – сказал он, обращаясь к киликийцу. – А всем известно, что это самый сильный першерон из тех, что привозили когда-либо в Акру. Такой ценный груз нельзя доверять вьючной лошади, поэтому книгу я передаю тебе.
Мастер Григ с поклоном принял реликвию и уложил ее в седельную суму.
– Корону, – продолжил приор, – я доверяю тебе, брат Серпен.
Жаку достался крепкий каурый жеребец, принадлежавший раньше одному из орденских сержантов. Конь был не очень резвый, но довольно выносливый, и он решил все золото, которого оказалось неожиданно много, нагрузить на него, доверив остальную поклажу молодой, серой в яблоках кобыле, которая должна была выполнять роль вьючной лошади.
Когда краешек солнечного диска появился над каменной стеной, в лагере завершались последние приготовления.
– У меня есть немного времени, мессир? – спросил Жак, первым вскочив на коня. – Если вы не против, я поднимусь наверх. Хочу попрощаться с Робером и помолиться за спасение его души.
– Я не могу отказать тебе в этой просьбе, брат-рыцарь, – отвечал Сен-Жермен. – Но поторопись! Уже наступил рассвет, а первый день пути, как тебе уже известно, всегда самый опасный.
Жак благодарно кивнул и натянул поводья. Конь развернулся и шагом пошел в сторону пролома, ведущего к месту вчерашней битвы. Заворачивая за скалу, Жак непроизвольно бросил взгляд назад. Сен-Жермен уже был в седле и, ожидая товарищей, стоял, по своему обыкновению, недвижно, словно конная статуя. Недобитый Скальд привычно успокаивал доставшегося ему жеребца, прежде чем обрушить груз своего тела на спину бедного животного. Серпен в который раз проверял подпругу и подтягивал ремни, удерживающие переметную суму, в которой лежала иерусалимская корона. Мастер Григ взводил арбалет, проверяя прочность тетивы. Де Барн трепал холку коня и кормил его с руки каким-то лакомством. Толуй стоял, обратившись лицом к колоннам храма, в глубине которого покоилось тело Чингисхана, и молился.
Не желая задерживать остальных, Жак заставил Каурого перейти на рысь и быстро достиг выхода из пролома. На место вчерашнего боя, похоже, слетелись все птицы-падалыцики Трансиордании, и склон, устланный телами убитых, теперь был покрыт копошащейся массой ворон и стервятников. Завидев всадника, птицы тучей взмыли в воздух. С трудом выбирая место, чтобы поставит копыто, Каурый медленно, шаг за шагом приближался к тому самому камню, где погиб Робер де Мерлан. Достигнув цели, Жак остановил коня и, стараясь не глядеть под ноги, осторожно опустился на землю.
Чтобы отыскать в этом зловещем завале тело погибшего друга, понадобился бы не один день. Жак вытянул из ножен меч, опустился на колени, сложил руки и шептал слова молитвы в надежде, что душа Робера, которая, как известно, первые три дня после смерти еще не расстается с телом, его услышит. Завершив молитву, он еще некоторое время сидел, глядя на залитый кровью камень и вспоминая их последний разговор. «Ты был слишком уверен в своей неминуемой смерти, Робер, – думал он, теребя в руках потемневшие от пота пергаментные листы с завещаниями арденнского рыцаря. – Ты бросил вызов судьбе и дал обет, что если выживешь, то станешь отшельником. Пути Господни неисповедимы, и он, зная, что ты непременно нарушишь свою клятву, приблизил твой последний час».
Прерывая тяжелые мысли, за спиной у Жака раздался грохот. Так же, как и вчера, испуганно закричали едва разместившиеся на скальных насестах птицы, земля задрожала под ногами, и что-то застучало по кольчуге, словно в спину швырнули горсть сухого гороха. Жак упал лицом вниз и вжался в землю, ожидая нового камнепада.
Однако землетрясение оказалось совсем коротким – он не успел бы сосчитать и до двадцати, как грохот стих, а земная твердь перестала сотрясаться под ногами. Ожидая нового толчка, Жак медленно поднялся на ноги. Рядом испуганно храпел Каурый, однако той страшной паники, что овладела вчера лошадьми, его новый конь не проявлял. Оглядевшись по сторонам, Жак понял, в чем дело. Полный самых дурных предчувствий, он взял коня под уздцы и двинулся в сторону медленно оседающего облака пыли.
Худшие его опасения оправдались. Часть каменной стены, нависавшая над проходом, ведущим к монастырю, не выдержав бремени собственного веса, откололась от монолита и обрушилась вниз, плотно закупорив образованный землетрясением проем. Теперь на месте прохода серела такая же, как и раньше, высокая каменная стена. Внимательно оглядев неожиданно возникшее препятствие, Жак с ужасом осознал, что обвалившаяся скала непреодолима – по гладкой каменной поверхности могли взобраться вверх разве что ящерицы да пауки, а все щели, в которые можно было бы, наверное, протиснуться, наглухо завалили обломки и каменная крошка. Стоя под стеной, Жак кричал, в надежде, что его услышат оставшиеся по ту сторону братья, а затем надолго замолкал и прижимал ухо к камню, ожидая услышать хоть какой-то звук. Но все было тщетно – то ли завал был столь обширен, что не пропускал ни единого звука, то ли оставшиеся у скального монастыря сами погибли под градом камней. Долго кричал, но его крики оставались без ответа.
Солнце уже было высоко, когда Жак убедился в полной тщетности всех своих попыток. Оставаться здесь дальше было уже невозможно – над камнями поднималось обещанное Скальдом зловоние. Жак вскочил на коня и обвел угрюмым взглядом ущелье, в одночасье отобравшее у него всех, кто ему был дорог в этом мире.
– Значит, скала Хааг? – спросил он сам себя. – Ну что же, братья. Если вы остались живы, то рано или поздно мы встретимся там. Искать вас в одиночку в этих горах глупо и бессмысленно, так что теперь путь у меня один – Иерусалим!
Спустившись по склону на дно ущелья, Жак пришпорил коня и тяжелой рысью двинулся в сторону Мертвого моря.
