— Я не турок, а черкес, но родился и вырос в Александрии, — ответил Дмитрий. — Моего деда турки еще ребенком захватили в одном из селений на Кавказе. Потом он служил в войске египетского паши, получил награды, а к старости занялся торговлей. Отец продолжил его дело и ходил с караванами через Сахару, до тех пор пока не ослеп во время песчаной бури. В Сокото на могиле шейха Османа дан Фодио молитва облегчила его страдания.
— Слышал об этом святом, который был неуязвим и мог в мгновение ока переноситься из одного города в другой, — паша милостиво улыбнулся. Его осведомленность поразила слуг, в толпе послышались восхищенные возгласы.
— Сейчас отцу опять стало плохо, и по его воле я должен вознести молитву об исцелении на могиле этого мудрого шейха, славного многими чудесами. Кроме того, в Кано мне предстоит распорядиться имуществом отца, оставленным на сохранении у старейшины купцов квартала Дала.
— Это благое дело, Альхаджи Муса. Я сам потомок венгерского князя. В прежние годы турки сослали в эти края многих непокорных из Греции, Сербии и других порабощенных ими стран. Поэтому я ненавижу турок! Они трусы и обманщики, такие же, как все эти нищие баккара и другие кочевые племена. Доверять можно только старательным и верным нубийцам. Они держат в повиновении остальной сброд и заставляют их исполнять мои приказания!
Улыбка сползла с губ Бегит-паши, глаза с красными белками зловеще блеснули, и смуглое лицо потемнело от гнева. Если и были на нем какие-нибудь европейские черты, то сейчас они совсем исчезли. Как бы растворились в крови нескольких поколений чернокожих наложниц. Да и сам наряд паши свидетельствовал о его воинственности — легкий шлем, обмотанный розовой чалмой, английский офицерский френч с незаштопанным пулевым отверстием на плече и подозрительными бурыми пятнами на рукаве, маузер в кобуре и кривой кинжал на поясе, да еще звонкие шпоры на красных сафьяновых сапожках. При виде такого костюма не оставалось никакого сомнения в том, что в зерибе редко вспоминают о таких качествах, как человеколюбие, и милосердие. Тут еще, по знаку паши, появился чернокожий слуга с подносом, на котором лежали изящная коробочка и резная трубка из слоновой кости. Пахнуло сладковатым дымком, и стало ясно, что в ней не обычный табак или какие-нибудь местные дурманящие коренья, а настоящий опиум из Индии.
После нескольких глубоких затяжек паша несколько успокоился и вновь превратился в гостеприимного хозяина. В изысканно-вежливых выражениях предложил паломникам осмотреть свое жилище. Тут же, словно из-под земли, появились рядом с ним шестеро громадных и черных как ночь нубийцев в алых шелковых шароварах. Каждый обвешан дорогим оружием, на шее имеет массивный золотой ошейник, символ рабской верности хозяину. Чтобы не отравлять своим запахом воздух в покоях, у каждого из них на левом плече был прикреплен козий рог, наполненный пахучим крокодильим мускусом. Шли тесно обступив пашу, бросая по сторонам зоркие взгляды. В одном из переходов моментально приперли к стене выскочившего из-за угла слугу с поварешкой в руке. Разбираться с ним не стали, так ловко свернули шею, что почти никто и не обратил на это внимания.
Паша неторопливо шествовал с гостями через вереницу сводчатых покоев. Их убранство было богатым — развешанные на стенах дорогие ковры и шкуры, расставленные по углам резные сундуки из черного дерева, инкрустированные золотом и слоновой костью, полки с дорогой посудой. Через небольшие увитые зеленью дворы — в одном из них на короткой цепи сидел лев, в другом гуляли павлины — прошли в здание, комнаты которого были обставлены с еще большей роскошью. В длинном зале паша проследовал за шелковый занавес, расшитый золотыми цветами и изречениями из Корана, и уселся на низкий диван.
Сразу же около него появились рабы с пышными страусовыми опахалами, начали отгонять мух. Из темного угла выскользнул сморщенный старичок, примостился у ног повелителя, забормотал молитвы. Быстрым взглядом окинул паломников и с подчеркнутым смирением склонился перед ними до самой земли. Бесшумно ступая по коврам, слуги принесли блюда с кушаньями. Фрукты, переливающиеся всеми цветами радуги, стеклянные графины с прохладительными напитками. Потом подали и крохотные чашечки с ароматным кофе.
Угощение, особенно после скудных трапез у костра в саванне, было изобильным, но почему-то кусок не шел в горло. Паша за занавеской курил новую порцию опиума, а старичок завел душеспасительную беседу. Как бы между прочим упомянул, что истинно правоверные мусульмане совершают паломничество не в Мекку, а на могилу махди в Хартум, ибо его учение более свято, чем слова пророка Мухаммеда. Услышав такие богохульные высказывания Дмитрий растерялся, но опытный в подобных спорах Хасан сразу же вступил в бой. С пеной у рта он начал доказывать святость Корана, так и сыпал цитатами из сочинений известных исламских правоведов. В свою очередь старичок стал было возражать, но гость не давал ему и слова сказать.
Но тут паша не выдержал. Резко встал и сердито произнес:
— Надоело слушать ваши споры! Пора Султану задавать корм. Пойдем, черкес, покажу тебе моих коней.
— Не забывай, паша, о скромности! — воскликнул старичок. — Как учил нас махди, человек должен ездить верхом только во время войны, когда он защищает истинную веру. В другое время он должен передвигаться пешком и не возноситься над остальными смертными!
— Замолчи, старик! Ты что, курятиной объелся? Думаешь, если был главным факихом
10 в Хартуме, так и твои плевки стали святы? Терплю тебя, пока совсем не недоел со своими нравоучениями. Будешь приставать с советами, прикажу бросить в загон с рабами. Вот там и поучай язычников!
На конюшне паши Дмитрий увидел чистокровного арабского жеребца. Невысок, но строен, светло-серые бока отливают жемчужным блеском. Одного взгляда на грудь, спину, ноги достаточно для того, чтобы оценить его резвость и выносливость. А какой красавец! Большие выразительные глаза с длинными ресницами, высокий лоб, лебединая шея… Сколько веков арабские поэты воспевают достоинства этой несравненной породы! Вот бы оседлать такого красавца!
— Какой чудесный конь! — Дмитрий даже прищелкнул языком от восхищения. Не удержался и процитировал слова пророка Мухаммеда, которые дядюшка велел затвердить еще в юности. — Да не проникнет злой дух в шатер, где находится лошадь чистых кровей! Да явится к ней ангел каждую ночь, поцелует ее в лоб и благословит ее хозяина!
Услышав это, паша расплылся в гордой улыбке.
— Вот он каков, мой Султан! Быстрый и послушный! В боях дважды спасал мне жизнь. Страшно сказать, сколько черных рабов и слоновьих бивней я отдал за него арабским купцам. О, черкес! Как он на тебя внимательно смотрит! Видно, чует знатока! Ты сам в чем разбираешься лучше — в Коране или в лошадях? Ладно, сейчас молчи, потом узнаем об этом.
В соседних стойлах находились и другие лошади. Уже знакомые Дмитрию горбоносые донгольские жеребцы, блестящие, словно из отполированной бронзы, берберийские скакуны, другие местные породы. Отличные кони, но теперь Дмитрий свои чувства, сдерживал, боялся показать собственные знания.
