В основном, толстяки заботились лишь о том, чтобы Тадеуша не лишили водительских прав, его мать рассчитывала на сына, ведь он должен был ездить в магазин, где она любила покупать журналы о кинозвездах, газеты и сигареты, расплачиваясь талонами, которые штат выдавал на питание. Что же касается инструкций по радио и их влияния на молодого Тадеуша, оба Фута изо всех сил в жизнерадостной и оптимистичной манере старались доказать, что, в целом, Тадеуш вполне способен им не подчиняться.
Шанс внес лишь один вклад в эту скорбную историю: посредством серии писем и телефонных звонков удержал скудоумного жиртреста от возвращения за руль под страхом домашнего ареста. Невероятно, но никто до сих пор даже не попытался этого сделать, но уж, что есть, то есть, так расходуются доллары налогоплательщиков. Незачем и говорить, как это восприняли мать с сыном, которые при каждой возможности жали на все педали, добиваясь, чтобы Тадеушу незамедлительно вернули права, и, вне всякого сомнения, продолжат это делать в тот день, когда Шанс согласится их принять.
Люси вскоре сунула голову в кабинет и сообщила, что перенесла прием на следующую неделю.
– Замечательно, – сказал ей Шанс. – И спасибо тебе. Сегодня я бы их не осилил.
Она еще немного постояла в дверном проеме.
– Вы уверены, что с вами все в порядке?
Она действительно встревожилась. Шанс заверил ее, что все нормально. Напоследок она окинула кабинет долгим взглядом, словно ожидая найти кого-то, – Жаклин Блэкстоун, возможно, – и удалилась. После ленча, который Шанс тоже пропустил, он позвонил Карлу Аллану, но старик не ответил. Шанс надиктовал на ответчик длинное, довольно бессвязное сообщение и повесил трубку.
В течение дня Шансу несколько раз звонили, но он никому не отвечал. Люси заглядывала еще дважды, по двум различным поводам, чтобы проверить, как там работодатель. Он продолжал заверять, что с ним все замечательно, и в результате раньше времени, около трех часов, отослал ее домой.
Когда Люси ушла, он продолжил сидеть за столом, который, как и недавно проданный гарнитур, был старинным и относился примерно к тому же времени, но стоил значительно меньше. На углу стола возвышался бюстик Ницше; Шанс купил его в студенческие годы за границей, куда уехал, чтобы немного отдохнуть от медицины, которую изучал не столько по велению сердца, сколько потому, что этого требовал отец. Ну, думал Шанс теперь, глядя, как золотой солнечный свет и налетевший ветер сеют смуту среди облаков над крышами, он был хорошим сыном, во всяком случае, до определенного момента. Двадцать с лишним лет медицинской практики – и вот он тут, и жизнь привела его к состоянию, сильно напоминающему пресловутое тихое отчаяние: он несостоятелен в работе, разведен, в долгах, похоже, влюблен в неподходящую, невозможную женщину и, вероятно, под колпаком у ее опасного мужа. Если уж это не дерьмо, то вообще непонятно, каким оно бывает, это самое дерьмо.
От безделья он вдруг решил позвонить Дженис Сильвер. Все еще действовал по своему плану, согласно которому ее работа с Жаклин должна продолжаться, независимо от случившегося или не случившегося за последнее время, и хотел, чтобы она узнала о духах.
– Ничего, если я спрошу, что она делала у тебя в квартире?
Он рассказал о встрече в ресторане и о Джекки Блэк. В трубке повисло молчание. На улице внизу прогрохотал трамвай.
– Я не знаю, Элдон, – наконец сказала Дженис. – Как-то все получается не очень здорово.
– Я увидел человеческую душу в беде. И принял решение помочь.
– Вроде как мы оба приняли такое решение. И, возможно, теперь не понаслышке узнали, почему нам говорят так не поступать. Боже мой, что ты собираешься делать, когда этот человек… ее муж… придет за тобой?
– Я вовсе не намерен с ней видеться, – сказал Шанс. – В частном порядке или как врач. Я надеялся устроить так, чтобы терапия продолжалась, пока я ищу ахиллесову пяту этого мужика.
– И как ты собираешься все провернуть?
– Если честно, пока не знаю.
Снова последовала длительная пауза.
– Ты затеял опасную игру, – в конце концов сказала Дженис. – Вдвойне опасную. Из-за него и из-за нее. Я это тебе как друг говорю. А что касается терапии, вот что я придумала. У дочери моего друга проблемы с алгеброй. Так что мы можем попытаться. Но, как ты понимаешь, любые возможные улучшения довольно сильно зависят от того, сможет ли она выйти из отношений, из-за которых возникли проблемы.
– Это так. Но я еще думаю… может быть, не этот мужик – альфа и омега ее болезни. Она не говорила ничего такого, что могло бы навести на мысль о жестоком обращении в детстве?
– Она думает, что у нее замечательное детство.
– Она думает, но это необязательно так.
– Как тебе хорошо известно, в сложившихся обстоятельствах нужно быть поосторожнее с предположениями.
– Насколько я припоминаю, ее родители умерли, им иск не предъявишь. Ее реакцию на запах я просто не могу игнорировать. Как будто там что-то спрятано, похоронено, что-то, о чем она пока не хочет говорить, возможно, даже не хочет осознавать… А потом она сразу убежала. На улице уже ждало такси. Я вряд ли смогу раскопать, что там такое, но, думаю, ты сможешь. Я бы с удовольствием передал тебе эти духи.
– Это твоя территория, Элдон, но позволь мне самой решать.
– Интересно, что аромат, о котором идет речь, женский. А ведь, судя по нашим сведениям, запах, спровоцировавший бегство, должен был быть мужским.
Дженис вздохнула, прежде чем на это ответить.
– Мы с ней встречались ровно шесть раз. По большей части прорабатывали поведенческие линии… стратегии, с помощью которых она сможет сказать мужу «нет». С моей точки зрения, мы очень мало знаем о ее истории.
– Может, мы сумеем как-то это изменить.
Дженис снова вздохнула.
– Да, Элдон, может быть. Но сейчас меня ждет пациент.
Повесив трубку, Шанс вернулся к своему первому заключению по Жаклин Блэкстоун и еще раз перечитал его. То было длиной всего в шесть страниц. Жаклин направили к нему из Стэнфордской неврологической клиники с жалобами на провалы в памяти и сложности с концентрацией. Биографические сведения отличались скупостью. Родилась в городе Виргиния-Бич, штат Виргиния, с высокими отметками окончила школу в Сан-Хосе, штат Калифорния, потом колледж в Сан-Диего, где она специализировалась в области прикладной математики, родители умерли, три года замужем за Реймондом Блэкстоуном. Детей нет, во всяком случае, так она сказала для отчета, хоть и сообщила о закончившейся выкидышем беременности в возрасте тридцати двух лет. Конечно, Шанс и раньше все это видел, но то было давным-давно. Появление Джекки Блэк сильно подняло ставки.
После выкидыша она год работала с психотерапевтом, Майрой Коэн, а потом доктор Коэн внезапно скончалась. Больше об этом ничего не было, во всяком случае здесь – во время их первой встречи она не стала больше ни о чем говорить, а он и не спрашивал. Однако же, читая сейчас о докторе Коэн, он увидел нечто, что до сих пор упускал из виду.
