– Этот коп, Блэкстоун. С парнями вроде него справиться можно, есть способы. – Теперь, когда он получил свою дозу адреналина, Ди вновь стал невозмутимым. – Потому что прямо сейчас он подающий.
– Я не понимаю, о чем ты.
– Да уж, это проблема, – сказал Ди. Он минуту подумал. – Вся эта канитель в переулке… как я там сработал?
– Не знаю.
– Братан, ты же смотрел.
– Это было очень быстро и очень жестоко.
Ди посмотрел на него. Так мог бы посмотреть взрослый, вынужденный объяснять какие-то элементарные вещи довольно тупому ребенку.
– Я убедился, что они на меня повелись. Люди говорят о самообороне. Самооборона – чушь собачья. Когда я защищаюсь, я проигрываю. Я хочу нападать, а защищается пусть другой. И неважно, сколько их будет, я хочу, чтобы они все защищались, потому что тогда я диктую условия. Я – подающий. Пока я подающий, я побеждаю. Мне плевать, пусть их хоть дюжина. Из вас двоих подающий – этот коп. А ты принимающий. Тебе надо изменить ситуацию. Поменяться с ним местами.
– И как это сделать? – Шанс задал этот вопрос более или менее вопреки себе самому.
Полтора часа назад он в прямом смысле был готов напустить в штаны. Потом его чуть не вырвало, потом он был готов никогда больше не встречаться со здоровяком, а теперь просит у него совета, как с самого начала и хотел.
– Во-первых, – сказал Ди, – собрать на этого урода компромат. Дамочка говорит, что он замазан. Что это значит? Убить кристально чистого копа не так сложно. Такие все время лезут в опасные ситуации. И любая из них может плохо закончиться. Но если коп «грязный»? Тогда вся его жизнь – один сплошной риск. Тебе всего лишь надо быть внимательным. Куда он ходит? С кем встречается? Когда наиболее уязвим?
– Идея в том, чтобы его арестовали.
– Зачем?
– Ну, скажем так, мне такой вариант вроде как ближе.
– Играешь по правилам?
Шанс пожал плечами.
– Думаешь, он тоже играет по правилам?
– Не знаю. Понятия не имею, как он играет. Давай просто скажем, что мне нравится мысль что-нибудь накопать на него…
– Идея хреновая, ну да ладно.
– Я же не могу просто взять и начать повсюду за ним таскаться. Он знает, как я выгляжу.
– Можно кого-нибудь нанять.
– Тебя?
– Можем это обсудить.
– А это очень дорого обойдется?
– Я знаю, что у тебя есть восемьдесят кусков.
Не всегда можно было понять, когда Ди шутит. Он был, как уже узнал Шанс, не без чувства юмора. Странного, правда.
– Пожалуй, мне нужно это обдумать.
– Конечно. Но пока ты обдумываешь, он остается подающим. Так что давай думай.
Шанс думал об этом, когда в дальнем конце переулка сверкнули фары. Вначале он решил, что их преследуют или обнаружили. Он вообразил вращающуюся красную мигалку, которая вот-вот разорванной артерией вспыхнет в узком переулке. Однако это был всего лишь лимонно-желтый «Старлайт-купе», который не спеша подъехал к ним.
Они стояли со стороны пассажира. Стекло опустилось. За ним обнаружился кожаный мальчик лет двадцати, не больше. Он казался утомленным и накуренным, его голова с немытыми жирными волосами покоилась на подголовнике. За рулем восседал Карл Аллан, щеголевато одетый (вроде бы) в костюм-тройку, коричнево-желтый, в узкую полоску. Салон машины освещал лишь слабый свет с приборной панели, в ночи сладко потянуло марихуаной.
– Как оно, братишка? – спросил у Карла Ди. Он слегка нагнулся, чтобы заглянуть в машину.
Карл, однако, уставился на них, переводя взгляд с одного на другого и обратно, как если бы они, стоящие вдвоем в переулке около его магазина в четыре часа ночи, не вызывали у него ни недоумения, ни тревоги, а лишь были поводом для какого-то тайного развлечения.
– Мальчики, мальчики, мальчики, – сказал он тоном директора школы, намеревающегося прочесть лекцию.
И огонек, зажегшийся у него в глазах, тоже соответствовал образу. Но тем все и ограничилось. Он ничего больше не сказал.
Стекло поднялось. Ди и Шанс отступили. Машина тронулась и скрылась из виду в противоположном конце переулка.
Ди вздохнул, глядя на то, как тают в ночи задние габаритные огни «студебеккера».
– Ну что я тебе говорил? – сказал он. – Он опять за свое.
– Эти парни в переулке… – наконец сказал Шанс. Эта мысль не давала ему покоя. Блэкстоуну придется подождать. – А если бы они все были вооружены? Ты же не мог знать… Не мог знать, что у них нет пушек. А если бы это нас с тобой бросили там умирать?
Ди нагнулся и приподнял штанину, оголив могучую ногу достаточно сильно для того, чтобы Шанс мог разглядеть у щиколотки какой-то пистолет. Здоровяк ничего не сказал, просто показал его Шансу. Затем распахнул куртку так, что стали видны три простых, но смертельно опасных на вид ножа, заткнутые за пришитый к ткани нейлоновый ремень.
– В большинстве драк до них не доходит, – сказал Ди. – Эти парни сунулись за нами в переулок. Какой идиот побежит от грабителей в переулок? Нет таких. Они об этом не подумали. Просто реагировали, и все. Эмоции сильнее логики, и поэтому я мог диктовать условия драки. – Он дал Шансу минуту, чтобы осмыслить его слова. – Подумай об этом с такой точки зрения. Нет никаких жертв – одни добровольцы.
Тот самый пациент
Но, видит Бог, жертвы были. Шанс полжизни провел с ними в одной и той же комнате. Кем, если не жертвой, был Бернард Джолли? Лишенный заступников, получивший травмы, от которых ему никогда не оправиться психически и физически, из-за них он теперь тоже стал хищником по природе, еще одним элементом в реке человеческих экскрементов, текущей к морю, еще недостаточно взрослым, чтобы покупать выпивку, но уже попавшим в зубы жадного и неповоротливого бюрократического аппарата?
Возможно, думал Шанс, он воспринимает все слишком буквально. Возможно, его размышления, ставшие навязчивыми до одержимости после ночи, проведенной в компании Большого Ди, наутро лишь обострились из-за окружающей обстановки. После всего произошедшего он сидел на кожаном диване директорского кабинета школы «Хэвенвуд» между женой и дочерью (они расположились рядком, как утки в пресловутом тире), окончательно и бесповоротно чувствуя себя принимающим.
Тут собрались все. И Холли Стейн, и мужчина, ее заместитель, имя которого Шанс подзабыл, и любимая учительница… Обсуждалось положение дочери. Они заседали уже битых два часа. Он полагал, что некоторый прогресс, пусть и болезненный, был достигнут. Но жизнь коротка, и как раз тогда, когда все более или менее решели, что Николь может остаться, пусть и с испытательным сроком, Шанс решил проинформировать собравшихся, что на самом-то деле она школу покинет. Стало так тихо, что, упади булавка, и та бы зазвенела. Но Шанс вместо этого услышал рев туманного горна в устье залива.
