Капитан Америка
Как оказалось, в офис уже доставили более двух сотен этих сокровищ. Некоторые из них были окантованы, помещены в рамки и упакованы индивидуально. Гораздо больше снимков лежало просто в больших коричневых конвертах: студенты художественных учебных заведений возят в таких свои рисунки. В каждом из конвертов были десятки фотографий, переложенных старыми газетами.
– Я знаю, вам нравился этот человек, – в какой-то момент сказала Люси, – но… мы же снова откроемся и начнем работу… я бы посоветовала свести количество фотографий на стенах к минимуму.
– Я теперь знаю, как на них смотреть, – научился, – сказал ей Шанс. – Самое главное – это свет в их глазах. – Он махнул рукой в сторону старика в подгузнике, Капитана Америки. – Посмотри хоть на этого засранца. Он и не думает сдаваться.
– Гм. Я все-таки настаиваю на том, чтобы ограничить их количество.
– Ну да… умеренность во всем, верно. – Он собрался развить свою мысль, добавив, что это касается и правды, которую вечно хотят слышать его пациенты, полагая, что она их успокоит, хотя на самом деле ее следует строго дозировать, но перескочил к другой теме, которая в последнее время была у него на уме, а именно к мебельному гарнитуру Принца.
– Это те старые вещи, которые вы продали?
– Я много думал о них в последнее время. Если хочешь знать правду, это терзает меня, и теперь мне кажется, что они хорошо смотрелись бы у меня в кабинете.
– Я думала, вам не терпится от них избавиться.
– Мне нужны были деньги, – сказал он ей, – и я немного сжульничал при продаже.
Люси поджала губы.
– Это будет сложновато, но я, пожалуй, свяжусь с нынешним владельцем мебели и попытаюсь выкупить ее обратно, – продолжил Шанс.
– И скажете ему, что вы его обжулили?
– Я намерен сделать ему до глупости щедрое предложение. Как думаешь, хорошо будет?
Люси пожала плечами. Шанс был склонен считать, что так она с ним согласилась.
– Есть еще одна вещь, которую я хотел бы сделать. В тот день, когда я упал, пострадала девушка на скейте. Я собираюсь выяснить, кто она и как ее дела. – Он уже готов был попросить Люси поискать эту информацию, когда обнаружил, что в дверях между приемной и его кабинетом возникла модно одетая женщина лет сорока на вид. У нее были очень темные волосы и очень белая кожа, и она, казалось, слегка клонилась на один бок.
Она сказала, что ее зовут Вероника Вуд, и она недавно выписалась из отделения для жертв преступлений, связанных с насилием, в многопрофильной больнице Сан-Франциско, где провела большую часть лета. На одной стороне ее лица явно провели обширную восстановительную операцию, и теперь женщина казалась одновременно отталкивающей и броской, словно поврежденная статуя. Как и Шанс, она ходила с тростью и слегка подволакивала ногу. Правда, в отличие от Шанса, этого, по ее словам, уже было не изменить. Конечно, она пришла с собственной историей о нарушении запретительного приказа, угрозах насилием и религиозном культе, с которым Веронику угораздило не поладить. Кажется, речь шла о попытке вытащить из секты одного из членов ее семьи и о подложенной в автомобиль бомбе, и, чтобы общая картина прояснилась, требовалось уделить рассказу Вероники больше внимания, чем был готов Шанс.
Кто-то из сотрудников отделения упомянул фамилию Шанса, кажется один из волонтеров-помощников. Вероника слышала, что с ним случилось какое-то несчастье, и ей очень неловко вламываться вот так, без предупреждения, но она просто не знает, что ей еще делать, к кому обращаться.
– Эти люди все еще где-то там, – сказала она Шансу.
Он подумал, что она имеет в виду виновников насилия, в числе жертв которого она оказалась. Выписавшись из больницы, Вероника редко выходила из собственной квартиры. Ее жизнь была разрушена, не говоря уже о карьере. Даже медицинской страховки она лишилась.
– Вся жизнь осталась в прошлом, – сказала она и заплакала. Он не мог не заметить, что та часть ее лица, которая подверглась операции, при этом почти не двигалась. – Я была шеф-поваром. Но теперь, из-за всего этого. – Она подняла руку к лицу. – У меня пропала способность ощущать запахи… Мне сказали, что это область, в которой у вас есть некоторый опыт…
Шанс сказал, что сочувствует ей, и это действительно было так, но потом задумался об упомянутом ею отделении в больнице, и оно предстало перед ним в особенном свете. На ум пришла фраза mutiles de guerre
[69]. Так французы называли тех, кого искалечила война, но жизнь и любовь тоже могут искалечить, и его несколько озадачило, что он не слышал прежде об этом пристанище жертв насилия, и еще он решил, что надо бы узнать о нем побольше, и в то же самое время с трудом поборол приступ головокружения, случившийся, без сомнения, из-за внезапной и одновременной атаки такого множества идей.
Они перебрались в кабинет Шанса, где он теперь, полусидя-полустоя, опирался о край стола у приоткрытого окна и мог, в отличие от несчастного создания перед ним, в полной мере оценить этот день. Воздух наконец-то полнился временем года, о котором ему хотелось ей рассказать: приближением зимы – сплошь белый свет и море цвета жемчуга.
– Мне уйти? – спросила она.
Эти слова прервали цепочку его мыслей. То же самое Джей (теперь в мыслях он называл Жаклин только как Джей) сказала как-то на этом самом месте и почти таким же тоном, и разве он не уловил в ее голосе какой-то ритм, след чего-то знакомого, будто оставшийся в комнате запах, и разве не той же самой была и линия подбородка, и высота скул… которую невозможно скрыть ни операцией, ни темными очками, за которыми Вероника предпочла спрятаться? Конечно, это было невозможно по целому ряду причин, но внезапно, как вспышка стробоскопа, пришло понимание того, что каждая женщина в беде отныне будет для него не только похожа на Джей, но и отчасти станет ею, а он, в общем, не против. А потом Шанс понял еще кое-что: однажды это в действительности может оказаться она. В конце концов, существовал один-единственный адрес, куда она возвращалась: дом в Южной Калифорнии, который посещала вновь и вновь. Туда можно даже приехать с подарками. Хотя добираться придется подольше, чем до квартиры Мариэллы Франко в Пало-Альто, сама дорога туда уже не казалась такой невозможной. Какое, в сущности, дело было ему до всего этого, до любых страдающих в клетке человеческих сердец, кроме своего собственного? Но сейчас перед ним сидело новое человеческое создание, новая жертва связанного с насилием преступления. Возможно, эта встреча была ниспослана свыше, будто манна небесная, однако Шанс видел, что Вероника нервничает в его присутствии, нервно переплетает пальцы с обкусанными до мяса ногтями, и ему захотелось положить руку ей на плечо.
– Все в порядке, – сказал он, – на самом деле в порядке. К сожалению, сейчас я немного занят, но, думаю, постараюсь вам помочь.
