Если бы только я мог знать, что видно оттуда, сверху!
Старик вызывает на мостик штурмана. Первый вахтенный стоит рядом со мной, тоже задрав голову вверх. Он держится за ступеньку трапа правой рукой, я — левой. Он — мое зеркальное отражение.
Три или четыре команды одна за другой поступают рулевому, потом раздается обратный приказ:
— Отставить лево руля! Продолжаем идти курсом двести пятьдесят градусов!
Рулевой прекратил повторять получаемые команды, как это положено уставом, — он запутался. Но ему не делают замечания.
— Хорошо, хорошо, хорошо! — единственное слово, слышимое мной от командира. Последнее «хорошо» было произнесено нараспев. Нельзя сказать, что мы получили избыток информации, но вполне достаточно, чтобы понять: мы едва не столкнулись с кем-то.
Стисни зубы. Считай, что Старик знает, что делает. В конце концов, у него есть опыт в таких делах: обмануть противника, ускользнуть у него из-под самого носа, показать ему лишь наш узкий силуэт, всегда оставаясь на темном фоне, ни разу не нарушив правил игры.
Первый вахтенный с силой втягивает воздух, затем выдыхает его через широко открытый рот. По крайней мере, мог бы сказать хоть что-нибудь. Если бы мы придерживались его правил, то давно уже были бы на том свете. То, что делает Старик, нельзя усвоить на учебных курсах. Он затащил нас сюда так далеко на бесшумных электромоторах, теперь он должен вытащить нас отсюда на одном грохочущем дизеле. Прорыв в Средиземное море не удался.
Кажется, вдобавок я еще и сопливлюсь. Каждый из нас подхватил небольшую простуду. Я ставлю левую ногу на нижнюю ступеньку, как на барную подножку. Первый вахтенный делает тоже самое своей правой ногой.
Вновь очень тихо слышится голос штурмана. Я разбираю не более половины его рапорта:
— Объект… градусах! — объект на тридцати — сближается с нашим курсом…
— Похоже, здесь такое же оживленное движение, как на Ванзее, — раздается позади меня. Второй вахтенный офицер! Наш младенец проснулся! Теперь он может давить фасон, прикидываясь каким угодно крутым, но меня ему не провести. Я навсегда запомню его забившимся в угол койки: с глаз долой, с соломенной собачкой в руках.
Он придвигается совсем вплотную: я слышу его дыхание.
Кажется, на центральном посту становится слишком людно. Понятно, что свободные от вахты не испытывают никакого желания оставаться на своих спальных местах. Чересчур далеко. Здесь толпится всякий, кто смог найти хоть малейшую причину находиться поближе к боевой рубке. По счастью, никто не в силах различить их в темноте. Несмотря на рев дизеля я вполне отчетливо слышу шипение сжатого воздуха, выходящего из одного из маленьких стальных баллончиков спасательного снаряжения — и еще из другого. По меньшей мере двое людей уже готовы прыгать за борт.
Мое сердце колотится у меня в глотке. Что, если они заметят нас — ведь мы не можем погрузиться.
Рулевой получает умопомрачительный набор непонятных команд:
— Лево руля — право руля — равнение на мидель
[123] — проходящего — круто лево руля…
Старик заставляет лодку петлять подобно змее.
Я не могу поверить, что нас не обнаружили до сих пор — что Томми не подняли общую тревогу, что нас не обстреливают со всех сторон из всего, что только есть у них. Кто-то должен был услышать или увидеть нас. Не могут же они все спать. Или, может быть, нас спасает шум дизеля? И их наблюдатели принимают нас за британскую лодку? Но у подлодок Томми другие очертания боевых рубок. Да, убеждаю я себя, это так, но только если посмотреть с траверза, а если взглянуть с носа на узкий силуэт, то, конечно же, отличий найдется совсем немного.
Опять раздается резкий свист стравливаемого кислородного баллона из аварийного комплекта. Только бы нам не пришлось прыгать за борт…
А если появится другой самолет?
Но в тот раз, по крайней мере, у них был не обычный вылет. О нашем прибытии донесли. Они могли просчитать наш курс и вовремя приготовить нам встречу. Но сегодня им ничего не могли сообщить о нас. Значит, самолеты не поднимутся в воздух.
Второй вахтенный откашливается, прочищая горло. Его голос скрипит:
— Сперва, как я понимаю, мы должны уйти подальше к западу.
Старик молчит добрых пять минут. Я вспоминаю карту: точно, описать широкую дугу в западном направлении, чтобы избежать оживленного движения в районе мыса Сент-Винсент.
Если бы мне разрешили подняться на мостик! УВИДЕТЬ!
Кажется, небесная канцелярия благоволит нам: облачная завеса раздвигается и появляются несколько звездочек. Они перемещаются в круглом отверстии люка справа налево, слева направо. Интересно, какие у них имена. Штурман наверняка знает. Но он наверху.
— Двадцать влево — новый курс — двести семьдесят градусов!
Проходит минута, потом рулевой докладывает:
— Есть двести семьдесят градусов!
— Корабельное время? — запрашивает сверху командир.
— 21.30! — отвечает рулевой из рубки.
Значит, уже почти час, как мы всплыли. Какую скорость мы способны развить на одном дизеле?
Я даже не могу сказать, с какой отдачей он работает. Если бы были запущены оба дизеля, то я понял бы это по их звучанию. Но определять скорость по звуку одного работающего дизеля мне не приходилось. К тому же на ходу мы заряжаем свои аккумуляторы посредством генератора постоянного тока. Нам требуется вся энергия, которую мы способны собрать. Если нам хоть немного повезет, оставшиеся аккумуляторные банки накопят в себе достаточно, чтобы протянуть завтрашний день. Совершенно очевидно — настолько, что нет никакой надобности даже говорить об этом — что как только начнет светать, мы будем вынуждены прекратить движение на поверхности. Шефу придется продолжать путь на перископной глубине и надеяться на лучшее.
Наконец сверху долетают обрывки разговора:
— …ну-у-с-с, штурман, они уходит. Я в этом уверен. Только следите за этим приближающимся судном. Оно в стороне — и все же от него можно ожидать неприятностей.
Спустя пять минут командир спрашивает:
— Каков наш курс?
— Двести семьдесят градусов!
— Так держать, пока они не пройдут!
— Сколько миль мы успеем пройти до рассвета? — задаю я вопрос первому вахтенному офицеру.
— Может, двадцать, — фыркает он.
— Хорошо идем.
— Да, похоже, что так.
Кто-то хватает меня за плечо, и я подскакиваю на месте.
— Ну, как обстоят дела сейчас, — интересуется шеф.
— В следующий раз я вцеплюсь вам в плечо в темноте! — выпаливаю я. — Кажется, вполне удовлетворительно — насколько я могу судить.
