— Я надеюсь, вы не обидитесь на меня, мистер Вильям, но когда собираетесь вы и другие отправиться за… за ней? — Имя застряло у него в горле.
Карри смутился.
— Тебе какое дело, Катилина, пьющий кровь? — спросил он, пытаясь смеяться.
Но Джек пристально смотрел ему в лицо и после некоторого молчания спросил:
— Как далеко до Каракаса, сэр?
— Что тебе до того, дружище?
— Я слышал, он назначен туда правителем, значит — это место, где ее можно найти.
— Не собираешься же ты отправиться туда отыскивать ее? — воскликнул Карри с насильственным смехом.
— Это зависит от того, смогу ли я отправиться; но если я смогу наскрести денег или получить место на каком-нибудь корабле, это будет исполнено.
Билль посмотрел на Браймблекомба, чтобы убедиться, не пьян ли тот, не сошел ли с ума. Но маленькие свиные глазки были трезвы. Билль не знал, что ответить. Смеяться над бедным малым было очень легко, отрицать, что он прав, было труднее.
— Вы увидите, — сказал Джек со свойственным ему глупым упорством. — Это трудно лишь с первого взгляда, и, кроме того, никому не причинит вреда, если я никогда не вернусь.
Карри изумленно молчал.
— Одолжите мне пять фунтов и возьмите в залог мои книги, чтобы помочь мне уехать.
— Ты сошел с ума или грезишь. Ты никогда не найдешь ее.
— Это не основание не искать ее.
— Но, мой добрый друг, если ты даже доберешься до Индии, то попадешь в руки инквизиции, и тебя сожгут живьем, — это так же верно, как то, что твое имя Джек.
— Я думал об этом, — ответил Джек страдальческим тоном. — И я перенес тяжкую борьбу со своей плотью, так как я — большой трус, подлый трус и всегда им был, вы знаете. Но пусть лучше меня сожгут, и все будет кончено, чем жить дальше таким образом! — и Джек горько заплакал.
— Я хотел бы знать, что сказал бы на все это Эмиас Лэй, будь он дома?
— Сказал бы? Он сделал бы. Он не из тех, кто разговаривает. Он пойдет за нее в огонь и воду, поверьте мне, Билль Карри, и назовите меня ослом, если он этого не сделает.
— Будь рассудителен, Джек. Если ты подождешь, как разумный и терпеливый человек, вместо того чтобы очертя голову бросаться навстречу гибели, что-нибудь может выйти.
— Вы так думаете?
— Я не могу обещать, но… ты не должен ехать, пока не вернется Эмиас. Жизнью клянусь, я все расскажу твоему отцу, если ты не обещаешь мне сделать так, как я говорю, а отца ты не посмеешь ослушаться.
— Я не уверен даже в этом, по совести говоря, — с выражением сомнения промолвил Джек.
— Во всяком случае, ты останешься пообедать со мной, старина, и мы обсудим, нарушил ты пятую заповедь
[113] или нет.
Джек любил (как мы знаем) хорошо покушать, и любовь его слишком часто оставалась неудовлетворенной, поэтому он подчинился, и Карри думал, когда Джек уходил, что почти уговорил его. По крайней мере Джек отправился домой, и в течение недели его не было видно.
Но к концу этого срока он вернулся и радостно сообщил:
— Я все устроил, мистер Билль, я отправляюсь в Лондон переговорить с Франком.
— В Лондон? Как ты туда попадешь?
— На своих на двоих, — ответил Джек, указывая на свои кривые ноги. — Но я надеюсь получить место на каком-нибудь каботажном судне до Бристоля, а оттуда, я слышал, остается уже совсем незначительное расстояние.
Напрасно старался Карри разубедить его. Получив насильно врученную ему маленькую ссуду, Джек ушел.
Через некоторое время он опять появился в поместье Кловелли, как раз перед ужином, похудевший и усталый, и уселся среди слуг, пока не появился Билль.
Билль позвал его наверх и после ужина отвел в сторону и спросил, что он успел.
— Я узнал, что есть на земле человек, который любит ее еще больше, чем я. Он говорит то, что я говорю: «поезжай!», и он говорит то, что вы говорите: «жди!»
— Что ж ты решил?
— Я послушаюсь того, кто лучше меня, и подожду.
И в тот же вечер Джек отправился домой в свой приход, несмотря на усталость и на все уговоры провести ночь в Кловелли.
Но его пребывание оставило ряд мыслей в голове Карри, которые не давали бедняге покоя ни днем ни ночью, пока незначительный случай не облек их внезапно в определенную форму.
В один пасмурный день Билль шатался (как он рассказывал потом Эмиасу) по набережной Байдфорда, когда подошел Солтэрн. Карри избегал его раньше отчасти из деликатности, отчасти из неприязненного отношения к его предполагаемому жестокосердию. Но на этот раз они встретились лицом к лицу, и Карри не мог пройти мимо, не заговорив с ним.
— Ну, мистер Солтэрн, как подвигается морская торговля?
— Подвигалась бы достаточно хорошо, сэр, если бы кто-нибудь из вас, молодых, последовал примеру мистера Лэя и отправился искать за нас, остающихся дома, новых рынков для наших изделий.
— Что? Вы хотите избавиться от нас, а?
— Не знаю, зачем мне этого хотеть, сэр. Нам не придется теперь столкнуться, как некогда могло случиться. Но если бы я был на вашем месте, я уже сейчас был бы в Индии, если б не сражался где-нибудь ближе к дому.
— В Индии? Вряд ли бы мне удалось ремесло Дрэйка.
На этом беседа прервалась, но Карри не забыл намека.
— Одним словом, брат, — сказал он Эмиасу, — если ты собираешься принять предложение старика, я тоже последую с тобой за бедой иль победой. Если она с ним, мы найдем их в Ла-Гвайре.
— А если их там нет, Билль, найдутся корабли с драгоценными грузами, и стыдно нам будет, если мы вернемся домой с пустыми руками.
— Только помни, если мы поедем, мы должны взять с собой Джека Браймблекомба, не то он пронзит себя оленьим рогом.
— Джек непременно поедет. Никто не заслуживает этого больше, чем он.
Затем последовало длинное совещание по практическим вопросам, и было решено, что Эмиас поедет в Лондон навестить Франка и свою мать, прежде чем предпринять какой-либо дальнейший шаг.
И на следующее утро Эмиас отбыл в Лондон.
Глава четырнадцатая
КАК ПОЯВИЛСЯ СЛАВНЫЙ КОРАБЛЬ «РОЗИ»
Возьмем лодку у лестницы Уайтхолла
[114], как сделал Эмиас, и проскользнем впереди него под старый лондонский мост и дальше к набережной Дартфорда, где стоит как бы набальзамированный знаменитый корабль «Пеликан», на котором Дрэйк совершил плавание вокруг света.
