Шекспир. Двенадцатая ночь
Все на корабле спали – кто в гамаках, а кто и просто между пушками, и только у двоих глаза еще не смыкались. Перенесемся в каюту, которую Корсар уступил двум женщинам.
Большая серебряная лампа, подвешенная к потолку, бросала ровный свет на лицо задумчивой гувернантки и ярко освещала лицо ее юной воспитанницы. Позади, словно темная тень на картине, виднелся темный силуэт спящей Кассандры.
– Я вас уверяю, дорогая моя, – говорила Гертруда, – что само судно и его вооружение, драгоценные безделушки, отделка имеют какой-то странный вид…
– Что ты хочешь этим сказать?
– Не знаю, право, но я хотела бы поскорее быть в доме моего отца.
– Дай Бог! Гертруда, и в моем уме зарождаются неприятные подозрения.
Молодая девушка побледнела.
– Много лет уже я знакома с военными судами, – продолжала госпожа Уиллис, – но нигде мне не приходилось видеть того, что здесь постоянно происходит.
– Что вы хотите сказать? Почему вы так на меня смотрите? Не скрывайте от меня ничего, прошу вас.
– Хорошо, я вижу, что лучше все тебе объяснить, чем оставлять тебя в неведении. Я считаю подозрительным и само судно, и всех, кто на нем находится.
– Всех?
– Всех.
– Может быть, на королевском судне тоже могут быть люди ненадежные, но там мы находимся под защитой его величества. Если не долг, то страх наказания заставит их уважать нас.
– Я боюсь, что люди, окружающие нас здесь, не признают ни прав, ни законов, а только свою собственную волю и власть, ими же назначенную себе.
– Так это пираты?
– Я этого и опасаюсь.
– Неужели все, и тот, который сопровождал нас и так благородно повел себя?
– Не знаю, но нет пределов человеческой низости; я думаю, что мы одни составляем исключение.
У Гертруды подкосились ноги. Она вся затряслась.
– Разве мы не знаем, кто наш новый знакомый? Как бы ни были справедливы наши подозрения, но относительно его вы ошибаетесь.
– Может быть, относительно Уайлдера я и ошибаюсь, но это не меняет дела. Соберись с силами – я слышу шаги нашего слуги, не узнаем ли мы от него что-нибудь?
Миссис Уиллис сделала успокаивающий жест в сторону воспитанницы и с самым безмятежным видом заговорила с вошедшим юношей мягким голосом:
– Мой милый Родерик, – сказала она, – ты устал, видно, не легка твоя служба, ты недавно на судне? Сколько тебе лет, Родерик?
– Я довольно уже служу, чтобы уметь противостоять усталости во время вахты, – холодно ответил юноша. – Через месяц мне будет двадцать.
– Двадцать? Ты шутишь?
– Разве я говорил, что мне двадцать лет? Я с большей бы долей истины сказал бы пятнадцать.
– Это правдоподобнее. И сколько же из них ты на море?
– Два года, хотя порой мне кажется, что прошло лет десять, а иногда – что всего лишь один день.
– Не страшит ли тебя служба на военном корабле? Тебе нравится быть воином?
– На военном корабле?! Воином?
– Ну да. Ведь те, кто служат на военном корабле, становятся воинами?
– Конечно, наше ремесло – война.
– Ты прежде где служил? Ты уже воевал? И судно побывало в сражениях?
– Это судно?
– Конечно. А ты плавал на другом?
– Нет.
– Значит, об этом судне мы и говорим. А платят экипажу хорошо?
– Очень. В деньгах никто не нуждается.
– Так и судно, и капитана команда уважает?
– Да, сударыня, нам здесь хорошо живется. Многие любят и капитана, и судно.
– А кому из близких ты отдаешь заработанные деньги, матери?
Мальчик смотрел на нее каким-то отсутствующим взглядом. Словно в оцепенении. Миссис Уиллис осторожно продолжила расспросы:
– Как тебе нравится такая жизнь? Не правда ли, здесь весело?
– Нет, мне грустно здесь.
– Странное дело, – молодые юнги обычно веселые. Может быть, офицеры грубы с вами?
Родерик промолчал.
– Я права, ваш капитан – тиран.
– Нет, я никогда не слышал от него ни одного резкого слова.
– Значит, он добрый. Счастливый ты, Родерик!
– Это я счастливый?
– Я же говорю: ты счастливый.
– Да, здесь все мы очень счастливы.
– Это хорошо. Там, где на корабле недовольны, не очень весело жить. Часто ли вы отдыхаете в гаванях?
– Земля меня очень мало интересует. Я бы и на берег не выходил, если бы хоть кто-то на борту любил меня.
– Здесь у тебя нет друзей? А мистер Уайлдер, как он к тебе относится?
– Я его мало знаю. Я не встречал его до того случая…
– Какого случая?
– Когда мы встретились с ним в Ньюпорте и я передал ему приказание принять начальство над торговым судном.
– Когда судно стояло вдали от крепости?
– Да. Он тогда как раз поступил на наше судно.
– Действительно, недавно. Конечно, вы мало знакомы. А капитан, наверное, хорошо его знает?
– Все думают, что да, но…
– Что ты хотел сказать?
– У капитана никто не посмеет спросить. Даже я могу только молчать.
– Даже ты?! – миссис Уиллис потеряла всякую сдержанность.
Но мальчик так задумался, что ничего не заметил. Миссис Уиллис обратила внимание Гертруды на его неподвижную фигуру.
– Родерик, – обратилась она к мальчику, – а нам он будет отвечать?
Вздрогнув, он пришел в себя и взглянул на Гертруду.
– Она красивая, – сказал он. – Но ни одна женщина не смогла справиться с его характером!
– Так жестоко его сердце? И вопрос, заданный прекрасной девушкой, останется без ответа?
– Послушайте, сударыня, я много перевидел за эти два года, не оставайтесь на этом корабле, здесь не место для таких женщин, как вы. Уезжайте даже с риском очутиться в таком же безвыходном положении, в котором вы оказались перед прибытием сюда, – на шлюпке и без палубы.
– Может быть, уже поздно следовать твоему совету, – сказала госпожа Уиллис, – но расскажи нам все об этом судне, Родерик. Я вижу, что ты рожден не для подобной службы и случайно попал сюда.
Родерик замолчал, уклоняясь от дальнейших разъяснений.
– Почему у «Дельфина» сегодня не тот флаг, что был вчера, и не тот, который он вывесил в порту Ньюпорта?
– А почему? – ответил юноша горьким и грустным тоном. – Никто не может разгадать сердце этого человека. Если бы речь шла только о флагах, то это было бы полбеды.
