2) Выдвинутыми из резерва 9-м и 10-м корпусами, сбив ольтинский отряд, глубоко обойти правый фланг русских, 9-м корпусом занять Сарыкамыш, а 10-м корпусом – перехватить к северу от него железную дорогу на Карс.
3) Переброшенными в Аджерию частями 1-го Константинопольского корпуса обеспечить всю операцию слева, для чего необходимо было занять Ардаган.
При выполнении этого плана единственная дорога главных русских сил отрезывалась вышедшими в тыл двумя корпусами, что вынуждало их спешно пробиваться в бездорожном районе на Кагызман, и подвергалась участи 2-й русской армии Самсонова. Разгром сарыкамышской группы вынуждал и эриванскую группу спешно уходить через снежные и еще недостаточно разработанные перевалы Агрыдага, и на всем Кавказе от русской армии остались бы только слабые отряды и немногочисленные гарнизоны Карса и других пунктов. Весь маневр турок был основан на быстроте и скрытности обхода и энергичных демонстративных действиях 11-го корпуса. 9-й и 10-й корпуса были двинуты без продовольственных обозов, в расчете на мусульманское население края, которое должно было доставлять им продовольствие.
Операция началась 21 декабря стремительным ударом по Ольтинскому отряду, 23 декабря Ольты были заняты передовыми частями обходящей колонны. В этот же день была легко отбита атака 11-го турецкого корпуса.
23 декабря в штаб Сарыкамышского отряда из Тифлиса прибыли помощник Главнокомандующего, а фактически Главнокомандующий Кавказским фронтом генерал Мышлаевский и начальник штаба фронта генерал Юденич. Генерал Мышлаевский должен был организовать оборону Сарыкамыша, но в момент наивысшего кризиса операции, не веря в успех ее, он вернулся в Тифлис для формирования новой армии. Генерал Юденич вступил во временное командование 2-м Туркестанским корпусом, и так как руководство действиями Сарыкамышского отряда взял в свои руки штаб фронта, то бывший начальник штаба отряда генерал Берхман остался командиром 1-го Кавказского корпуса.
Между тем положение действительно становилось грозным: обходящие колонны турок быстро продвигались вперед. 25 декабря 9-й корпус подошел к Бардусскому перевалу, X корпус занял Пеняк, а бригада 1-го константинопольского корпуса повела наступление из Аджарии и заняла Ардаган. При таких условиях начать отступление было уже поздно, оно подвергло бы большую и лучшую, состоящую из кадровых войск, часть Кавказской армии полному разгрому среди снежных хребтов Саганлуга. Надо было во что бы то ни стало удержать в своих руках Сарыкамыш. Тотчас были сняты с фронта и двинуты ближайшие к нему части. Но в тот же день, 25 декабря, вечером спустившиеся с Бардусского перевала передовые части 28-й турецкой дивизии атаковали Сарыкамыш. Сформированный в несколько часов из ополченцев, прапорщиков и пограничников сводный отряд, под командованием случайно находившегося на станции подполковника и при случайно оказавшихся в Сарыкамыше 16 пулеметах, отбил атаку турок. Срочно требовалось подкрепление.
Сунженско-Владикавказский полк спешно двигался к Сарыкамышу, не зная еще о сложившемся там положении. Взвод Алексея Чумака, следующий в головном дозоре, бдительно вел разведку, казакам не терпелось поскорее вступить в бой с противником.
Но вот передовой дозор доложил о появлении турецких войск.
Собрали небольшое совещание.
Кульбака и Чередник доложили сотнику, что турки направляются к Сарыкамышу и, похоже, двигаются в ущелье. Командир быстро проработал в голове план дальнейших действий и объявил его всей сотне.
– Туркам не миновать узкой горловины дороги, стиснутой отвесными скалами на входе, – сказал он. – А обоз будет двигаться только по дороге. Тут мы их и встретим.
– Что, готовиться? – спросил урядник.
– Да, приготовить оружие, а кроме того, запаситесь валунами мы их сбросим, чтобы перегородить дорогу противнику.
– Точно, тогда им от нас не уйти, – раздалось в строю.
И казаки, спешившись, поднялись на скалу, залегли в валунах, нависших над узким проездом. Тепло покидало их тела, и они закутались в бурки.
В безжизненном небе, ледяной бестелесный свет. На кусте шиповника сиротливо краснеет одинокая ягода, сморщенная от мороза. На руках и лицах казаков – ссадины, синяки, царапины: следы карабканья по скалам.
– Ох и достанется басурманам, – раздавалось среди залегших казаков.
Сами невидимые, они уже отчетливо слышали далекий, особенный приступ военных фур.
Чумак вставил в гранату запал, остальные приготовили винтовки, пулемет. Они любуются суровой красотой гор, скалами, где находились пернатые хищники, огненным комом лисы, пробежавшей по снегу из расщелины.
Раздалась команда: – «Приготовиться к бою!»
«Посадили» на мушку всадников, Чумак повертел в руках «лимонку». Позеленевшие в лишаях валуны уже сдвинуты с места, осталось чуть толкнуть.
Все напряжены.
Вот турецкий отряд достиг намеченной черты. Командир молчит.
– Пора! – напомнил Чумак.
– Сейчас, успеем, – шепотом сказал сотник и, набрав воздуха, во весь голос подал команду:
– Огонь!
Ударил залп, полетели вниз камни. Казаки, оцепившие скалу, резво сбежали вниз и, ведя огонь, побежали к фурам.
В одну из них нацелился Чередник, но Кульбака прокричал:
– Не трожь, там, видно, важная птица.
И точно, из крытой повозки показался турок в золоченом мундире. Он поднял руки и прокричал: «Аман! – пощади!».
Кульбака и Чередник, взяв на изготовку винтовки, повели его к сотнику.
– Молодцы! – похвалил их сотник и, допросив через переводчика пленного, сообщил: – Это Кули-паша движется на Сарыкамыш.
Пленный же и сообщил, что передовые отряды турок, спустившиеся с Бардусского перевала, уже атаковали Сарыкамыш.
Выставив охранение и отослав двух казаков с донесением в полк, командир отдал команду:
– Привал!
Вмиг кашевары принялись за приготовление пищи. Соорудили коновязи, и через полчаса бивак готов. Казаки сидят вокруг костров, жуют и толкуют.
У одного из костров раздается песня:
Славный, пышный, быстрый Терек,
Мой товарищ, друг лесов,
Скоро выйду на твой берег,
Обращу печальный зов.
Я служил царю душою,
Родной Терек защищал,
Был всегда готовым к бою,
Умереть в бою желал…
Небо безмерно. Морозец, ветер и эта безмерность – как страшны они одинокому сердцу. В желтых волчьих кустах, в пугающем сером небе, в молчанье гор столько равнодушной силы!
А человек мал, стучит его малое сердце, оплетенное паутиной тоски, и выручает песня. Вот у другого костра раздается:
Любим шумное веселье
Вокруг чаши круговой!
Чаша – верный друг последний
В жизни тягостной земной.
И казаки, забыв пройденный сегодня путь, только что закончившийся бой, подхватывают:
