– Да, пахнет европейской войной, а Россия к ней не готова, – поддержал его собеседник. – Попугать Турцию или Австрию мы еще можем, а серьезно воевать – навряд ли выйдет.
– Тогда ясно. Его Величество, видимо, хочет еще раз посоветоваться с близкими людьми, что же делать в сложившейся обстановке.
Вскоре через приемную в императорскую библиотеку-кабинет проследовали председатель Совета министров граф Владимир Николаевич Коковцев, министр иностранных дел Сазонов, министр путей сообщения Рухлов, военный министр генерал-адъютант Сухомлинов и начальник Генерального штаба генерал Жилинский.
По виду министров было видно, что они обескуражены вызовом и не знали его причины.
– Господа, мы на пороге…э… кризиса, который… должен сказать, способен вызвать потрясение основ. Мы должны… в ближайшие дни, а может быть, и часы, точно решить насчет военных приготовлений и… самой мобилизации.
– Владимир Александрович сейчас все расскажет… – царю было, видимо, трудно говорить, и он теребил золотой аксельбант на своем красном чекмене. Николай сел в свое кресло и нажал незаметную кнопку звонка под столом. В кабинет скользнул дежурный генерал.
– Карту Балкан, – коротко бросил царь, и через несколько секунд огромная, многометровая карта Балканского полуострова появилась на стене кабинета. Карта была раскрашена карандашами и на ней четко выделялись не только текущие позиции союзников и турок за последнюю неделю, их предыдущие линии и стрелы наступлений, фланговых обходов, но и дислокация войск Киевского и Одесского округов русской армии, расположение дивизий румынской и австро-венгерской армий.
– Прошу вас, Владимир Александрович, – предоставил слово Николай своему военному министру.
– После аннексии Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины возникла вероятность столкновения нас с Габсбургской монархией. Но в случае этого столкновения Германия станет на сторону Габсбургов. Таким образом, ясно обрисовывается цель поддержания нашей боевой готовности, – начал тот.
Из доклада следовало, что масштаб для оборудования вооруженных сил России должен был отвечать не только боевой готовности одной лишь австро-венгерской армии, но и соединенных с ней сил германских армий и флота. Вместе с тем, учитывая союзнические обязательства, которые взяла на себя Франция согласно военной конвенции, российская императорская армия должна быть, по крайней мере, так же сильна, как армия германская.
– По разработанному проекту приложения к мобилизационному плану «О силах и вероятных планах наших западных противников», который на днях будет представлен на высочайшее утверждение, – докладывал министр, – предусматривается два случая.
Случай первый – главные силы Германии будут против Франции, а все силы Австро-Венгрии, кроме сил выделяемых на Южный фронт, – против России.
Случай второй – главные силы Германии с силами Австро-Венгрии – против России.
В случае первом против России действуют 12–13 корпусов австрийских и 3–6 корпусов германских, против Сербии – 3–4 корпуса австрийских.
Во втором случае против России действует 12–13 корпусов австрийских и 18 корпусов германских.
Сухомлинов продолжал размеренно излагать диспозицию, не поднимая глаз от заранее заготовленной записки, а Николай все так же безучастно глядел пустыми глазами куда-то мимо карты.
Наконец он решился прервать своего военного министра.
– Владимир Александрович! Я призвал вас всех сюда вовсе не для повторения мобилизационного плана, а для решения вопроса частичной мобилизации… – При этих словах Сазонов, Коковцев и Рухлов удивленно переглянулись, как будто впервые услышали повестку столь важного совещания. Царь продолжал: – Теперь, когда на Балканах разгорается война, нам необходимо усилить состав войсковых частей, стоящих близ границ. Ведь вы сами вчера на совещании с командующими войсками Киевского и Варшавского военных округов предлагали произвести мобилизацию Киевского и подготовить частичную мобилизацию Одесского округов?! Я особенно подчеркиваю, что вопрос идет только о нашем фронте против Австрии, и не имею решительно в виду предпринимать чего-либо против Германии. Наши отношения с ней не оставляют желать ничего лучшего, и я имею основания полагаться на поддержку моего брата императора Вильгельма… Объясните же не диспозицию вообще, а надобность в мобилизации господам министрам.
– Ваше Величество, – я не имею прибавить ничего к столь ясно выраженным вами мыслям. Тем более все телеграммы о мобилизации уже заготовлены и будут отправлены сегодня же, как только закончится наше совещание.
– Военный министр предполагал объявить мобилизацию еще вчера, – сказал Николай, обращаясь к графу Коковцеву, – но я предложил ему обождать еще один день, так как я предпочитаю переговорить с теми министрами, которых полезно предупредить заранее, прежде чем будет отдано распоряжение.
С величайшим изумлением три министра переглядывались между собою. Иногда они бросали выразительные взгляды на Сухомлинова, который уселся на свое место, как ни в чем не бывало. Видимо, только присутствие государя сдерживало бурное проявление ими чувства ярости в адрес того, кто подготовил за их спиной и согласовал с царем решение такого вопроса, который прямо влиял на судьбу европейской войны или мира.
– Начинайте хоть бы вы, Владимир Николаевич! – обратился царь к Коковцеву.
Тот возбужденно вскочил, но сразу же овладел собой.
– Государь, я прошу заранее извинения, что не смогу, вероятно, найти достаточно сдержанности, чтобы спокойно изложить все то, что так неожиданно встало передо мной. Очевидно, государь, ваши советники – военный министр и два командующих округами – не поняли, в какую беду ввергают они вас и Россию, высказываясь за мобилизацию двух военных округов. Они, очевидно, не разъяснили вам, Ваше Величество, что толкают страну прямо на войну с Германией и Австрией, не понимая того, что при нынешнем состоянии наших вооруженных сил, которое хорошо известно нам всем, – министр-председатель обвел рукой гражданских министров, – только тот, кто не отдает себе отчета в роковых последствиях, может с легким сердцем допускать возможность войны, даже не применив всех мер, способных предотвратить катастрофу…
– Я так же, как и вы, Владимир Николаевич, – перебил Коковцева Николай II, – не допускаю и мысли о войне сейчас. Мы к ней не готовы, и вы очень правильно называете легкомыслием самую мысль о войне. Но речь у нас идет о войне, а не о простой предосторожности для пополнения рядов нашей слабой армии. О том, чтобы приблизить несколько к границе войсковые части, слишком оттянутые назад.
– Государь, но, как бы мы ни смотрели на проектированные нами меры, – снова возбужденно вымолвил Коковцев, – мобилизация остается мобилизацией, о ней станет сразу же известно нашим противникам. Они ответят на нее тоже мобилизацией, а может быть, даже и войною, к которой Германия давно готовится и ждет повода начать.
– Вы преувеличиваете, Владимир Николаевич, – снова прервал графа Николай, – я и не думаю мобилизовать наши части против Германии, с которой мы поддерживаем самые добрососедские отношения. Немцы не вызывают у нас никакой тревоги. Между тем Австрия настроена определенно враждебно.
