Круду и Новиков заговорили о своих делах, понимая друг друга с полунамека, будто старые добрые знакомые. Казей не вникал в разговор, потому что он касался большой политики, которая его никогда особенно не интересовала.
В гостиницу они возвратились уже ночью. Несмотря на позднее время, Новиков зашел в номер к Казею и заявил, что обстановка и интересы дела требуют, чтобы его газета имела в Кишиневе своего представителя, и этим представителем должен быть он, Казей. Предложение было неожиданным, застало Казея врасплох, и он молчал, не зная, что ответить.
Новиков расценил молчание как согласие и добавил:
– Обязанности представителя газеты будут не очень обременительными, но жалованье будет конечно, выше прежнего.
Он даже пообещал оказать услугу Казею: дать денег, чтобы открыть в Кишиневе маленькую лавку.
– Когда разбогатеешь, – с улыбкой говорил Новиков, – вернешь долг.
И Казей вспомнил, что не раз говорил Новикову о своем заветном желании: открыть в тихом провинциальном городке свое «дело», скопить к старости капиталец и доживать свои дни на покое.
Но, прежде чем дать согласие, Казей все же попросил уточнить, в чем именно будут заключаться его обязанности.
– В Кишиневе много беженцев из Советской России, и ты должен этих людей опрашивать и передавать полученную информацию мне в Париж, – сказал редактор. – Это обычная журналистская работа, – сказал он, и, видя колебания Казея, добавил, – Тебе помогут наши румынские друзья.
Казей чувствовал, что Новиков чего-то не договаривает, однако предложение было слишком заманчивым, и он согласился.
Накануне отъезда в Париж Новиков дал ему несколько адресов друзей в Кишиневе. Казей проводил редактора и в тот же вечер уехал в Кишинев.
Когда на следующее утро он вышел из поезда и смешался с толпой, заполнившей привокзальную площадь, ему почудилось, что попал в Россию: всюду звучала русская речь.
Сняв номер в дешевой гостинице, он отправился бродить по городу.
Тихий, утопающий в свежей зелени Кишинев являл разительный контраст с шумным, пропахшим бензином Парижем. Слух ласкали исконно русские названия улиц: Пушкинская, Купеческая, Михайловская, Мещанская, Жуковская. Впрочем, у них были и другие, официальные названия, но они не прижились. И русская речь, и названия улиц будоражили, бередили тоску по родине.
Один из друзей Новикова, которого Казей посетил в первый же вечер, любезно его встретил, угостил бокалом красного вина, очень напомнившего Казею терский чихирь
[14]. Выслушав гостя, хозяин пообещал ему поскорее выбить разрешение на торговлю и подыскать подходящее помещение под лавку.
«Однако, как время быстро летит», – подумал Казей, закончив приборку в лавке. Он присел на скамью, машинально поглаживая разболевшуюся ногу. – «Видать, к перемене погоды, ничего не поделаешь, – весна. Или просто перетрудил».
Мелодичный звон колокольчика, укрепленного на двери, отвлек Казея от воспоминаний. В вошедшем он узнал Чаркела. Их первая встреча произошла здесь, в лавке. Случилось это вскоре после того, как Казей открыл свое дело. Он находился в подсобке, когда звякнул колокольчик, и поспешил к покупателю. При его появлении человек в поношенной одежде испуганно вздрогнул, как будто ему помешали. «Мелкий воришка или бродяга», – решил тогда Казей, разглядывая давно небритое, испитое лицо посетителя. Тот заискивающе поздоровался, голодными глазами пожирая выставленные на полках продукты. Его жалкий, униженный вид живо напомнил Казею годы собственных скитаний, и у него возникло чувство, похожее на жалость. Они разговорились. Незнакомец рассказывал о себе сбивчиво, путано, явно что-то утаивая. Казей пообещал его накормить, если поможет перетаскать тяжелые мешки с сахаром и мукой. Тот охотно согласился.
Еда и вино, выставленные Казеем, развязали язык незнакомцу. Говорил он по-русски чисто, как российский житель. Пояснил, что он из Воронежской области. Отец был крепким хозяином, раскулачен. А ему удалось бежать сюда. Здесь ему нравится: тепло, вина полно, пей – не хочу. Вот только работы постоянной нет – перебивается случайными заработками.
Казей сказал, чтобы заходил еще – помогать по хозяйству. Не думал, не гадал, что его судьба так тесно переплетется с этим человеком.
Однажды вечером, когда он собирался закрывать лавку, в ней появился маленький человек со стертым, неприметным лицом и тихим голосом сообщил, что господина Казея сегодня вечером ждет у себя господин Ломакин. Эту фамилию он произнес почтительным шепотом. Казей вспомнил, что Ломакин – это фамилия человека, которого он посетил в первый же вечер с письмом Новикова.
– Нехорошо, Никита Петрович, забывать друзей, – с упреком произнес Ломакин, пожимая ему руку. – Где это вы пропадаете? Заглянули бы вечерком запросто, тем более, что вы нам очень нужны.
– Все некогда, – пробормотал Казей. – С утра до вечера в лавке, в открытии которой вы оказали содействие. Еще раз разрешите поблагодарить.
О том, зачем именно он понадобился Ломакину и кого тот имел в виду, говоря «нам», он спросить не решился.
– Я слышал, – с улыбкой продолжал Ломакин, – вы делаете большие успехи на торговом поприще. Далеко пойдете, господин Казей. – Он сделал паузу и продолжил: – Если, конечно, палата не аннулирует разрешение на торговлю.
Озадаченный, Казей растерянно молчал. За намеком о возможном аннулировании разрешения скрывалась явная угроза.
Угадав состояние собеседника, Ломакин продолжал:
– Видите ли, господин Казей, местные торговцы не любят конкурентов, особенно иностранцев. У них большие связи в жандармерии и сигуранце, я хочу по-дружески предостеречь. Может случиться так, что даже я со своими связями не сумею помочь. Надеюсь, вы меня поняли?
Хотя Казей и не понял, к чему клонит Ломакин, он молча кивнул.
– Вот и прекрасно, Никита Петрович, продолжим. Будем говорить откровенно, как подобает военным людям.
При упоминании о военных людях Казей с удивлением взглянул на Ломакина.
– Вот именно, господин Казей. Вы – есаул, хотя, к сожалению, бывший, а я майор, но зато на действительной службе в румынской армии, заместитель начальника разведотдела армейского корпуса, который призван обеспечить порядок и спокойствие в Бессарабии. У нас здесь очень много врагов, господин Казей. Вы удивлены? Вы нам можете и должны помочь.
– Каким образом? Я же всего лишь мелкий лавочник…
– Не скромничайте, Никита Петрович. Начну с того, что вы в Кишиневе человек новый, не примелькавшийся, еще не расшифрованный вражеской агентурой. Скажу вам доверительно: Бессарабия кишит агентами Третьего интернационала. От них вся смута. Иногда просто не знаешь, кто друг, кто предатель. Трудно стало работать, да и не с кем.
– А с меня какой же помощник? – робко спросил Казей. – Я же бывший.
