— Брум считает море своим домом.
— И не только он один, — заметила Минерва. — Море открыто для всех наций и народов. Мне кажется, оно и нам с тобой придется по нраву. Я жажду повидать мир, найти свое место в нем и не хочу до конца жизни прозябать в этих лесах, дрожа от страха и постоянно гадая, когда заявятся охотники с собаками, чтобы перебить нас всех или снова обратить в рабство.
Я приподнялась и посмотрела на нее. Голос Минервы звучал твердо и уверенно, даже несколько грубовато, но лицо ее в предрассветных сумерках было мокрым и блестело от слез.
— Может, все-таки останешься? — предприняла я последнюю попытку, не слишком надеясь на успех. — Что бы ни говорила Филлис, она все равно будет скучать и горевать без тебя. Мне-то проще: меня тут ничто не удерживает.
— Рано или поздно, но детям всегда приходится расставаться с родителями, — внезапно заговорила Филлис, которую мы считали спящей. — Таков закон природы. Ступай с Нэнси, доченька, и ни о чем не жалей. Я не пропаду. Герой — хороший человек и мой друг. Он обо мне позаботится. А я буду ждать и верить, что в один прекрасный день ты вернешься и…
Голос ее дрогнул и сорвался, как будто в легких не хватило воздуха, чтобы закончить фразу.
— Я обязательно вернусь, — прошептала Минерва. — Клянусь, мамочка!
Мы понимали, что дать клятву куда легче, чем исполнить, и одному Богу известно, суждено ли нам встретиться вновь, но человек так устроен, что часто цепляется за пустые слова, закрывая глаза на суровую реальность. Вот и мы повели себя совершенно по-детски, наперебой фантазируя, как вернемся сюда в блеске богатства и славы и какие замечательные подарки привезем. Филлис тоже все понимала, но старательно подыгрывала нам, обещая, что устроит в нашу честь такой пир, какого еще свет не видывал.
Наутро мы завязали пучком подрезанные и зачесанные назад волосы, перетянули свои девичьи груди, надели мужские рубахи и штаны с ширинкой на пуговицах, вооружились тесаками и ножами и превратились в заправских пиратов. Но только внешне, как очень скоро выяснилось. Прощаясь с матерью, Минерва не выдержала и расплакалась, а еще через минуту мы дружно рыдали все втроем, тесно обнявшись и орошая горькими слезами земляной пол хижины. Ну, Филлис и Минерва — это понятно. Мать оплакивает разлуку с дочерью, дочь оплакивает разлуку с матерью, а я-то чего реву? Но тут я вспомнила, что вообще не знала своей матери, и разрыдалась еще сильнее.
ЧАСТЬ V
ДЕРЗКИЕ И ОТВАЖНЫЕ
20
— Вот это да! — потрясенно воскликнул Брум, когда мы предстали перед ним уже переодетые, с тесаками на поясе и узелками с немудреными пожитками через плечо. Он несколько раз обошел нас, придирчиво осмотрел со всех сторон, сдвинул на затылок шляпу и во всеуслышание объявил: — Лопни мои глаза, если я когда-либо встречал пару таких же молодых ребят, более достойных вступления в Береговое братство! — С энтузиазмом хлопнув меня по спине и отечески обняв за плечи Минерву, Адам понизил голос и громким шепотом предупредил: — Держитесь рядом со мной, далеко не отходите. Ох, девушки, до чего же мне не терпится услышать, что скажет наш уважаемый врач мистер Грэхем!
Отраженные морской гладью и белым песком пляжа солнечные лучи слепили глаза, и мне пришлось сощуриться, чтобы разглядеть, что творится на берегу полумесяцем вдающейся в сушу бухты. Массивный корпус пиратского корабля возвышался над копошащимися вокруг него людьми подобно библейскому левиафану. Кренгование
[36] — исключительно важное и ответственное занятие, и пираты трудились так же усердно и добросовестно, как муравьи или пчелы. Одни сдирали деревянными скребками ракушки и водоросли, наросшие толстым слоем ниже ватерлинии, другие обрабатывали уже зачищенные места, конопатя и промазывая смолой швы, отрывая и заменяя подгнившие и изъеденные древоточцами доски обшивки. Бывшая «Салли-Энн» преображалась на глазах, вновь обретая прочность, надежность и мореходные качества. Кстати говоря, я увидела на берегу немало знакомых лиц из прежнего экипажа, в том числе старого Габриэля Гранта, служившего на ней плотником. Он перенес на берег инструменты и оборудование и устроил мастерскую под парусиновым тентом. Склонясь над верстаком и по колено утопая в опилках, Грант ловко орудовал рубанком, распространяя вокруг неповторимый смолистый аромат свежеструганого дерева.
— Старина Гейб — отличный мастер, — ухмыльнулся Адам, проследив за направлением моего взгляда. — Хороший корабельный плотник ценится на вес золота. Я знал, кого брать с собой, когда на сходке меня выбрали капитаном «Салли-Энн». Да еще и у Джонсона кое-кого из лучших парней под шумок переманил. — Он приблизился к вытащенному на берег кораблю и прошелся вдоль обоих бортов, критическим взором оценивая проделанную работу. — Неплохая посудина, но нуждается в серьезной переделке. Чтобы сделать ее пригодной для наших целей, предстоит еще немало потрудиться. Нужно дополнительно выпилить где-то с дюжину орудийных портов и разобрать часть надстройки на верхней палубе. Тогда она станет намного боеспособнее, легче и маневреннее. Кроме того, Гейб обещал нарастить мачты, чтобы увеличить количество парусов. — Брум теперь и рассуждал, как настоящий пират, не пренебрегающий ни одной мелочью, позволяющей добиться превосходства над противником в скорости и боевой мощи. Молодец, быстро освоился! — Если получится, как задумано, все призы наши, а нам никто не страшен. Кроме Королевского флота, разумеется. Но с синими мундирами мы связываться не станем, просто удерем или на мелководье укроемся — благо осадка позволяет.
Слова его звучали в моих ушах волшебной музыкой, а глядя на людей, своими руками воплощавшими мечту в действительность, я уже ощущала себя частицей команды, хотя нам с Минервой предстояло сначала пройти горнило судилища, прежде чем поставить свои подписи под договором и стать полноправными береговыми братьями. Или сестрами? Невольно усмехнувшись, я с восторгом почувствовала, как отступают и улетучиваются тревожные страхи и тягостные сомнения, не дававшие мне покоя в лагере маронов. Никогда бы не подумала, что простая уверенность в завтрашнем дне так раскрепощает и поднимает настроение! Скоро этот корабль унесет нас в море, и я навсегда избавлюсь от придирок и насмешек Джозефа и отвратительных притязаний Бартоломе. Душа моя пела и так радовалась обретенной свободе, что пришлось мысленно напомнить себе о назначенном на вечер общем собрании, на котором и решится наша судьба.
Доктора Нейла Грэхема мы обнаружили во временном лазарете, развернутом у подножия прибрежных скал. Врытые в песок бревна служили опорами большому шатру из старого паруса, в котором в два ряда располагались набитые соломой тюфяки, занятые больными и ранеными.
