На Ямайке я воочию видела следы урагана, но с трудом представляла, до какого невероятного разгула доходит стихия в открытом море. Корсары рассказывали, как яркий солнечный день в мгновение ока сменяется непроглядной ночью, вокруг корабля горами расплавленного зеленого стекла вздымаются гигантские волны, а море от горизонта до горизонта становится белым от пены, подобно заснеженной равнине. Очевидцы описывали циклопические размеры водоворотов и смерчей, способные в считанные секунды засосать в воронку или вознести в облака судно с полным грузом и со всем экипажем, вспоминали, как у них на глазах разносило в щепки трехпалубные линейные корабли с сотнями моряков на борту и как пропадали без вести и следа целые эскадры и конвои, застигнутые штормом вдали от берегов.
Я несла утреннюю вахту на баке, искоса наблюдая за странным поведением нашего новоявленного шкипера. Безоблачный рассвет обещал ясный, солнечный день, но Винсент упорно продолжал торчать на носу, переходя от левого борта к правому и обратно и озабоченно вглядываясь в разрезаемую форштевнем морскую воду. Из любопытства я тоже перегнулась через фальшборт. Вода как вода, ничего особенного. Зеленая. Прозрачная. Соленая. Однако, присмотревшись повнимательнее, я поняла, что его беспокоит. Движение волн утратило размеренную упорядоченность и направленность и сделалось хаотичным и непредсказуемым. Они то накатывались на корпус корабля одновременно с двух сторон, то устремлялись прочь, то опадали вдруг и тут же снова начинали медленно набухать огромными маслянистыми пузырями. Корабль реагировал на эту свистопляску нервной дрожью и время от времени взбрыкивал, как норовистая лошадь.
— Черт, до чего же мне все это не нравится! — в сердцах стукнул кулаком по ограждению Винсент и перевел взгляд на паруса, чтобы определить направление ветра. Он постепенно усиливался, но пока оставался умеренным, и тут я подметила еще одну странность: направление ветра не совпадало с направлением движения волн. — Взгляни-ка туда, Нэнси. — Кросби протянул мне свою подзорную трубу и помог сфокусировать объектив на стае птиц, забравшихся так высоко в небо, что до нас не долетали их крики. Пернатые беспорядочно крутились и метались из стороны в сторону, издали напоминая вьющихся над свечой ночных бабочек. — Что скажешь?
— Скажу, что земля где-то рядом, — пожала я плечами. — Только в каком направлении, не пойму, хоть убей
[55].
Винсент нетерпеливо тряхнул головой.
— Ты что, не понимаешь? Это не чайки и не бакланы, это перелетные птицы. Они всегда летят строго по прямой, не отклоняясь, но сейчас их что-то встревожило или напугало, заставив потерять голову и сбиться с курса. — Сложив трубу и сунув ее в карман, он гаркнул: — Боцман! Свистать всех наверх! Убрать фок
[56] и грот
[57], зарифить
[58] топселя!
[59]
Загнусавили дудки помощников боцмана, и высыпавшие на палубу матросы ринулись выполнять приказ, взбираясь по вантам и скатывая кверху тяжелые полотнища. Шум и суматоха разбудили Брума. Он выскочил из своей каюты в одном нижнем белье, злой как черт, и потребовал объяснений.
— Какого дьявола ты приказал убавить ход?! — набросился он на Кросби.
— Надвигается шторм, капитан, — спокойно ответил шкипер.
Адам недоверчиво хмыкнул, но возразить не успел: ветер внезапно изменил направление и заметно посвежел.
— Клянусь богом, ты прав, парень!
— Посмотрите туда, сэр! — закричал один из марсовых на грота-pee
[60], махнув рукой в южном направлении.
С головы у него сорвало шляпу и отнесло далеко в море, где она еще долго прыгала с гребня на гребень, пока не затонула. Он попытался добавить что-то еще, но слова его подхватило налетевшим шквалом и разметало на отдельные звуки. С каждым мгновением ветер усиливался, заунывно завывая в снастях сонмищем злобных духов. Чтобы не сорваться, марсовый уцепился одной рукой за ванты, другой же продолжал указывать на юг, где через весь горизонт пролегла черная полоса, схожая с береговой линией, которой там не могло быть.
— Эй, наверху! — рявкнул капитан во всю глотку, стараясь перекричать шум ветра. — Взять все рифы и приготовиться к оверштагу
[61].
— Боцман! Живее! — Брум наклонился над поручнями и крикнул рулевому у штурвала: — Держись крепче на развороте! А вы, парни, молитесь всем своим богам, у кого какие имеются, — повернулся он в сторону налегающих на брасы
[62] матросов. — Сейчас мы попробуем от него оторваться. Заодно и посмотрим, на что годится наша красавица!
В тот день Адам Брум доказал всем, что по праву считается одним из самых искусных мореходов в Атлантике. Как у любого человека, у него были свои недостатки, но в умении управлять кораблем в критической ситуации ему не было равных. Люди ворчали и ругались, стонали и плакали, надрываясь из последних сил, но никто ни на миг не усомнился в своем капитане. Все его команды и распоряжения исполнялись немедленно и беспрекословно. Будь это обычный шторм, Брум и вся команда встретили бы его лицом к лицу и потягались на равных со свойственной корсарам бесшабашностью и слепой верой в удачу. Но то, что надвигалось на нас с юга, вынудив развернуться в обратном направлении и улепетывать во все лопатки, принадлежало к категории таких природных явлений, к которым неприменимы привычные человеческие мерки. Их нельзя предвидеть или предотвратить, и противостоять им простому смертному так же бессмысленно и бесполезно, как пытаться вычерпать море ложкой.
Ветер то и дело менял направление, и обессилевшим матросам снова и снова приходилось наваливаться на брасы, чтобы положить корабль на другой галс.
— Кэп держит курс на Багамы! — крикнул мне в ухо Винсент. — Хочет укрыться за островами с подветренной стороны.
Я кивнула в знак того, что услышала и поняла его сообщение, не имея особого желания надрывать глотку понапрасну. Рев ветра заглушал и перекрывал все остальные звуки. Сгустившаяся в небе тьма окутала «Скорое возвращение» мглистым саваном. Видимость сократилась до двух шагов. Море сплошь покрылось белыми барашками пены. Порывами ветра ее клочья срывало с гребней и швыряло нам в лица вперемешку с солеными брызгами. Перечеркивая змеевидными зигзагами клубящиеся над головами черные тучи, вспышки молний выхватывали из мрака перевернутый вверх тормашками мир. Палуба то и дело уходила из-под ног, вертикально кренясь с носа на корму и обратно, когда корабль переваливался с волны на волну, сначала натужно взбираясь наверх и зависая горизонтально в неустойчивом равновесии, а затем стремительно, как на салазках с горы, скатываясь вниз по противоположному склону.
