Мы с Минервой занервничали. Страшно было даже подумать, что они сделают с нами?! Мы ловили взгляды товарищей, с которыми еще вчера сидели рядом за одним столом, с которыми вместе плавали и сражались, но вместо лиц видели какие-то потные хари, искаженные похотью и жаждой насилия. От них воняло потом и перегаром. Нам заломили руки за спиной и потащили в сторону квартердека. Мы пытались вырваться, сопротивлялись изо всех сил, но тщетно. Их было слишком много, а нас всего двое.
«Удача» неторопливо переваливалась с волны на волну, подгоняемая легким норд-остом. Пора было менять галс — паруса то и дело хлопали, — но заняться этим было некому. Команда позабыла о своих обязанностях, слишком увлеченная куда более приятным и интересным занятием. Даже рулевой покинул штурвал, и кораблем больше никто не управлял. Внезапно налетевший шквал развернул «Удачу» по ветру, и корабль резко накренился на левый борт. Корсары, как и всякие моряки, очень чутко ощущают любые погодные изменения, зачастую реагируя еще до их проявления. Но сейчас они проморгали, и это дорого им стоило. Незакрепленный утлегарь
[84] развернуло, и его оконечностью снесло в море пару замешкавшихся «морских чертей», а все остальные мятежники вповалку покатились по ушедшей из-под ног палубе, отчаянно цепляясь за все, что попадалось под руку.
Воспользовавшись всеобщим замешательством, Минерва рывком высвободилась из рук конвоиров, в несколько прыжков преодолела расстояние до решетки носового люка, выхватив на бегу из рук очумело уставившегося на нее матроса горящий факел и початую бутылку, и начала поливать палубу ромом. Когда конвоиры опомнились и бросились к ней, было уже поздно. Сестра вскинула факел над головой и закричала во весь голос:
— Стойте! Не подходите! Или я сейчас подожгу корабль! — Она тяжело дышала, волосы ее растрепались, но гордо поднятая голова и пылающие отвагой глаза не позволяли усомниться в том, что она исполнит обещанное. — Мы все либо сгорим заживо, либо взлетим на воздух. В любом случае золота, ради которого вы все это затеяли, вам не достанется!
Упоминание о золоте заставило толпу податься назад. А некоторые, вспомнив, видимо, что у нее под ногами еще и пороховой погреб, развернулись на месте и бросились бегом на корму. Сейчас трудно сказать, сколько времени удалось бы ей продержаться. Скорее всего, до тех пор, пока не погаснет факел. Вероятно, не я одна об этом подумала, потому что корсары начали о чем-то перешептываться и кивать.
Грохот пушечного выстрела, прокатившийся над водой, заставил всех подпрыгнуть на месте и разом обратить взоры на норд-вест, откуда стремительно приближался на всех парусах двухмачтовый корабль под черным пиратским флагом. Капитан на шканцах и большая часть матросов на палубе и вантах были чернокожими. С поразительной слаженностью маневрируя парусами, те самые негры из Центральной Африки, которых кое-кто презрительно называл тупоголовыми и сравнивал с обезьянами, впритирку, почти без толчка, поставили свой корабль борт в борт с «Удачей», мгновенно закинули абордажные крючья и неудержимой черной лавиной хлынули на палубу.
Застигнутые врасплох и совершенно ошеломленные, мятежники не оказали никакого сопротивления. Они могли бы, наверное, попытаться как-то изменить ситуацию — скажем, объявить Брума и других офицеров заложниками и начать торговаться, но атака оказалась настолько молниеносной, что в первые секунды никто об этом не подумал, а потом им стало уже не до торговли.
Заговорщики и мятежники предстали перед трибуналом общего собрания обеих команд. Все было честь по чести, с соблюдением всех формальностей, в полном соответствии со статьями Адмиралтейского военного устава и, естественно, нашего собственного. Зачинщики были выявлены и повешены на нок-рее, а тела их достались акулам. Остальных посадили в шлюпку, дав им бочонок воды и мешок сухарей, и отправили на все четыре стороны.
Через сутки «Удача» и «Скорое возвращение» бросили якорь в бухте Аннабоно, где золото и другие ценности честно поделили между теми, кто остался верен своему капитану. Настало время решать, как жить дальше.
39
Далеко не все из оставшихся во время мятежа на стороне командира захотели остаться с ним после формального роспуска команды. Получив свою долю, многие пожелали вернуться в Вест-Индию, где все было знакомо и привычно, не то что здесь, в Африке. Знай они тогда, что их ждет, предпочли бы, наверное, отправиться куда-нибудь в другое место… Но не буду забегать вперед.
Брум отдал им «Удачу», новым капитаном избрали Холстона, а Том Эндрюс согласился исполнять обязанности штурмана, но лишь до островов Зеленого Мыса, где он намеревался сойти на берег, дождаться попутного судна и вернуться в Англию. Как водится, мы устроили грандиозные проводы, где было немало съедено, а еще больше выпито, и тепло распрощались с покидающими нас товарищами.
На следующий день «Удача» подняла якорь, вышла в море и навсегда исчезла за горизонтом.
Следующим оставил нас доктор Грэхем. Разлука с ним очень опечалила меня, но я не стала его уговаривать, зная о том, как страстно мечтает мой добрый друг и наставник возвратиться домой и заняться врачебной практикой. Мы высадили его в Кейптауне. Прощаясь со мной, Нейл снова предложил мне отправиться в Англию вместе с ним в качестве дочери.
— Почему бы нет, Нэнси? Уверен, мы прекрасно уживемся с тобой, пока ты не определишься. Денег у нас даже больше чем достаточно. Я хотел бы обосноваться в Лондоне, но если тебе не нравится, можешь выбрать любой другой город. Сама подумай, разве такая жизнь, какую ты ведешь, подобает молодой леди из приличной семьи?
— Я не леди, я пират! — рассмеялась я в ответ.
Доктор осуждающе покачал головой:
— Взгляни на себя, Нэнси. Тебе нет еще семнадцати, но ты уже выглядишь гораздо старше своих лет! А что же будет дальше? Я очень боюсь за тебя, дорогая моя девочка, и очень не хочу, чтобы ты огрубела, очерствела и состарилась раньше срока. Ты еще так молода и хрупка, что можешь сломаться. Ты меньше чем за год изведала столько всего, что любой другой женщине твоего круга с лихвой хватило бы на всю жизнь. Да и мало ли что может случиться с тобой, если ты опять займешься пиратством, поддавшись на уговоры моего непутевого приятеля Адама Брума! Тебя могут ранить, убить, взять в плен и повесить без суда и следствия… Последний раз прошу, давай уедем вместе. Что скажешь?
Я ответила, что подумаю, чтобы не обижать Нейла прямым отказом, хотя уже решила, что останусь с Минервой. Уловка не удалась, Нейл видел меня насквозь и моментально почувствовал фальшь.
— Не увиливай, Нэнси! — Он строго посмотрел на меня и погрозил пальцем. — Я знаю, кто тебя удерживает, и еще раз повторяю, что она может отправиться с тобой не как рабыня или служанка, а как свободная женщина и твоя компаньонка.
— Формально, может быть… — Я запнулась, не зная, как еще ему объяснить, что Минерва не сможет жить в Англии. — Понимаете, она настолько чувствительна и ранима, что достаточно одного взгляда, одной мимолетной гримасы, одного неосторожного слова за спиной, чтобы обидеть и огорчить ее до глубины души. В Англии она неизбежно с этим столкнется, даже если мы заберемся в такую глушь, где до ближайшего соседа день верхом добираться.
