Вместе с мыслями о друге пришла грусть. В отличие от него, Ренци чувствовал себя как нельзя лучше, он целеустремленно шел к более высокому положению, искренне наслаждаясь переменой. Он сделал для Кидда все, что было в его силах, но толку оказалось немного. Тут не было ничего общего с тем, как, скажем, обучают плести канаты, нет, вероятно, это было в крови. Ему стало еще тяжелее: логика подсказывала, кстати, Ренци был приверженцем логики, что в действительности другу не было больше надобности в его морском товарище. Теперь у Ренци был капеллан. Как знать, наверное, было бы лучше, если бы он никогда не вкусил сладости подобной жизни и, пожалуй, не повстречался с Ренци.
Им овладело отчаяние. Томас толчком руки распахнул дверь каюты и громко позвал Тайсо. Ему показалось, что слуга не слишком торопится, и он снова гневно окрикнул его. Перед ним возник Тайсо с грязными от чистки его обуви руками. Тайсо был весь внимание.
– Сэр?
– Принеси мне одну бутылку кларета.
В глазах Тайсо что-то блеснуло:
– Взять два стакана, сэр?
Кидд смутился:
– Нет, ты что ослеп, только один!
Когда было принесено и то, и другое, Кидд почти выхватил бутылку вместе со стаканом и тут же дрожащими от волнения руками налил себе вина. Он пил жадно, стакан за стаканом, пока ему не стало легче. Томас мрачно уставился в стенку своей крошечной каюты, пытаясь удержать возникшее внутри него чувство покоя.
– Тайсо! Еще одну бутылку, потом можешь идти спать, – крикнул он.
Все очевидно. Его неприкрытое отчаяние объяснялось лишь одним – его одиночеством. Чужой в офицерской кают-компании, вместе с тем он был отрезан от грубоватого, но простодушного матросского братства. Теперь он не принадлежал ни тем, ни другим, тогда как Ренци, вероятно, скоро продвинется по службе, не исключено, что он станет лейтенантом на флагманском корабле.
Другая бутылка наполовину опустела, боль внутри заметно улеглась. Он снова с удовольствием погрузился в воспоминания о Кити: она стояла бок о бок с ним в страшные дни мятежа, ей была присуща редкая для женщины сила духа. Вместе с ней он, может быть… У него перехватило дыхание, он залпом выпил вино. Если бы только она была здесь, если бы… Он тупо уставился на стакан в своей руке. Как быстро он превратился в того, кем так боялся стать – в обычного служаку. Жалея самого себя, он, как и все они, катился вниз по наклонной плоскости. Для того чтобы снискать признание, они напускали на себя карикатурный надменно-снисходительный вид, а потом искали и находили поддержку в бутылке.
– Боже, до чего я докатился! Но нет, я не буду одним из них, – его хриплый крик в замкнутом пространстве каюты испугал его.
Томас схватил бутылку и резко отодвинул ее. Ему стало стыдно. Встав, он, покачиваясь, толкнулся к дверям.
– Тайсо! – позвал он.
Перед ним быстро появился слуга. Кидд сразу уловил, в чем тут дело: Тайсо считал своим долгом оставаться рядом со своим господином до тех пор, пока он не допьется до бесчувствия, чтобы затем уложить его в койку. Столь неприглядная картина отрезвила Кидда. Смятение охватило его: как будут относиться к нему теперь. Он замер на месте.
– Если хочешь, можешь выпить, – он неуклюже протянул бутылку, – больше оно мне не понадобится.
Ренци не присутствовал за завтраком, однако позже днем Кидд нашел друга в его каюте.
– Адмирал собирается посетить свои владения в Ньюфаундленде и по какой-то необъяснимой прихоте желает взять меня с собой. Досадно, ведь я обещал, как помнишь, сыграть партию в вист с Шиптонами, – Ренци выглядел озабоченным. – Адмирал уезжает, чтобы, наверное, пересчитать свою треску, после его отъезда не будет никаких морских учений. Разве ты не можешь оставить на время свои сигнальные книги? Отчего бы тебе не узнать побольше об этой стране? Тебе в самом деле следует чаще выбираться на берег.
Кидд пробормотал в ответ что-то невразумительное, пока его друг укладывал свой сундучок.
Ренци с озабоченным выражением приподнял голову:
– Был бы весьма признателен тебе, если бы ты одолжил мне одну или две из своих рубашек, судя по всему, в Ньюфаундленде придется довольно часто появляться в обществе.
Том сходил к себе и принес рубашки. Внезапно что-то сильно и больно кольнуло его в сердце, но он не подал и виду. Мешала уязвленная гордость, не позволявшая ему открыть Ренци терзавшие его мысли.
Ренци поспешно покинул его. Из своей каюты вышел Прингл во всем военном блеске, в одной руке он держал перчатки из свиной кожи, в другой трость. Заметив Кидда, он буркнул что-то в виде приветствия и тотчас же удалился. Пришедшие слуги, чтобы прибрать послеобеденный хаос, настороженно поглядывали на Кидда. Гордость не позволяла Томасу польститься на какое-нибудь приглашение, зачем лишний раз выставлять себя в смешном виде. Он весь зарделся от одного воспоминания о недавней застольной беседе. Что могли подумать об офицере, почти таком же невежественном, как какой-нибудь мачтовый матрос.
Кидд с мрачным видом прошелся взад и вперед по опустевшей кают-компании. На полке – выступающей головке руля – лежала книга. Он бросил на нее рассеянный взгляд и взял в руки. Она называлась «Современная война, наблюдения и выводы штабного офицера». Книга изобиловала картами, схемами с тщательно вычерченными пунктирными линиями и крошечными поясняющими надписями. В ней во всех подробностях описывался ряд недавних военных кампаний. Прежде Кидд не очень интересовался бесконечными, с его точки зрения, военными перемещениями, которыми то и дело занималась армия. Однако в этой книге были введения к каждому из описываемых театров военных действий, где все излагалось вполне доходчиво. Он слегка воспрянул духом. Ему показалось, что подобная книга может оказаться для него небесполезной. По крайней мере, он мог почерпнуть из нее любопытные факты, чтобы, воспользовавшись ими при случае, отвести от себя подозрения в невежестве.
Военный трактат был не только очень толково составлен, но и написан ясным понятным языком. Но даже в таком виде Тома поставило в тупик мнение герцога Йоркского, посчитавшего бессмысленной кампанию по захвату австрийских владений в Нидерландах. Его соображения основывались, главным образом, на том, что знание тамошней политической обстановки считалось само собой разумеющимся. Томасу об этом ровным счетом ничего не было известно. Но Кидд упорно не бросал книгу, перечитывая каждое рписание и сопоставляя факты. Том переосмысливал полученные им сведения об армии и торговле. Он сумел составить представление об экономическом могуществе государства, о роли личности в судьбе страны.
Многое теперь предстало в новом свете. Он читал до тех пор, пока в его сознании не произошел очень серьезный сдвиг в оценке происходящих событий. Кидд отложил книгу и задумчиво уставился перед собой. До сих пор корабль представлялся ему отдельным ограниченным мирком: он мог сойти на берег в чужой стране, поглазеть по сторонам и опять вернуться на свое судно, туда, где все было так четко расписано. Затем плыл дальше, хотя он не сбрасывал со счетов коварство морской стихии и козни неприятеля. Но теперь он понял, что любые события, происходящие в одном уголке мира, отражались в другом, кроме того, они влияли на судьбы офицеров, ибо в случае неверной оценки имели серьезные военные и прочие последствия. какое-нибудь событие, вызвавшее осложнения между государствами, могло легко испортить ему карьеру. Одним словом, мир офицера был гораздо обширнее мира простого матроса.
