Стоддерт закрыл дверь.
– Думаю, что да. Военных любого звания не следует обременять политическими рассуждениями.
Порой Мюррей, его политический агент, проявлял редкое безразличие к проницательности других людей.
– Ладно, пусть все идет, как идет, мистер Стоддерт. Но почему вы не предупредили его о республиканцах, все-таки следовало рассказать о них.
– То, что в конгрессе существует потерявшая всякую совесть оппозиция, которая не остановится ни перед чем, чтобы погубить наш военный флот ради своей вящей политической выгоды? Джефферсон из кожи вон лезет, чтобы Америка ни в коем случае не приобрела надежный щит на море. Как мне объяснить это человеку, чья страна существует исключительно благодаря своей морской мощи? Увольте. В любом случае весь разговор о расформированных экипажах и тому подобном, вероятно, возникает из непроверенных источников, их не стоит принимать во внимание. Больше всего меня волнуют наши капитаны. Все они, Мюррей, такие вспыльчивые, с таким тяжелым характером, в особенности Тракстон.
– Боевой капитан, – неожиданно вставил Мюррей.
– Никто не спорит. Но он был капером. Погодите, разве не помните то волнение в конгрессе во время войны с англичанами, когда до них дошел слух, как он вызвал на поединок Джона Пола Джонса из-за спора, на каком корабле должен развеваться какой-то флаг. Никто из них не хотел уступать. Знаете, однажды его захватил английский военный корабль.
– Неужели?
– Так, к слову пришлось. Вот почему я очень надеюсь на лейтенанта Кидда. Он не разбирается в политике. Он простой морской офицер: снасти и паруса – это все, что его интересует. Он, должно быть, не глуп, в противном случае он не получил бы офицерского патента, так или иначе, но он сумеет сообщить мне все то, что мне хочется знать…
Ничто не могло лучше представить необъятные просторы не страны, нет, а целого континента, как путешествие вместе с Джиндлером до Балтимора. Из окон четырехконного экипажа, точно как у английской почты, открывались тронутые весенней зеленью лиственные леса, так не похожие на северные хвойные; переливающиеся на солнечном свете озера и реки; синеющие вдали вершины гор. На станциях, где меняли лошадей, Джиндлер, беседуя с Киддом, сильно удивил его, рассказав, что за горами к западу тянется дикая необжитая земля. Громадное пространство, по своим размерам превышающее ширину Атлантического океана, и никто не знал, что находилось на этой земле. Пораженный чудовищным размахом страны, Кидд даже обрадовался, когда увидел ограниченный булыжной мостовой Балтимор.
– Фрегат стоит в устье реки Патаксент, – пояснил Джиндлер. – Он почти готов к выходу в море.
В гавани они без заминки сели на пакетбот, отправлявшийся по Чесапикскому заливу в Норфолк. На пакетботе обещали по пути зайти в Патаксент.
Вид обнаженных мачт и рей, возвышавшихся над низким, поросшим кустарником берегом, заставил быстрее биться сердце Кидда. Пакетбот обогнул мыс и вошел в открывавшийся перед устьем реки залив, где на якоре стоял самый большой фрегат, когда-либо виденный им.
– Какой красавец, – прошептал Джиндлер.
Как только они подплыли ближе, Кидд начал пристально вглядываться в его очертания, изящные линии обводки. Пропорции корабля сильно отличались от традиционных, в его облике четко прослеживалась подчеркнутая целесообразность. По величине почти вдвое меньше, чем любимый Киддом «Артемис», тем не менее фрегат, по-видимому, был совсем неплохо вооружен.
– Двадцать четвертый калибр? – спросил Кидд.
– Точно! Хотелось бы мне посмотреть на любой фрегат, который осмелился перечить старушке «Кони», – не без гордости заметил Джиндлер.
– Старушке? – ухмыльнувшись, спросил Кидд, наблюдая за тем, как матрос просмаливает последний из оставшихся не просмоленных шпангоутов на фальшборте.
– Ну что ж, сами видите, дружище, наш корабль еще младенец, но у меня предчувствие, что вы услышите о нем в самом скором будущем. – Джиндлер поднял голову, взглянул на звездно-полосатый флаг и тихо прибавил: – Обещаю тебе.
На своем веку Кидд перевидал немало кораблей, готовящихся к выходу в море, поэтому его нисколько не удивила царившая на палубе суматоха. Вслед за Джиндлером он прошел на корму, в капитанскую каюту. Джиндлер постучал, послышался раздраженный рев, разрешавший войти.
– Мистер Кидд, сэр, – сказал Джиндлер и, заметив непонимающий взгляд капитана, пояснил: – Сверхштатный член команды.
Капитан, смерив Кидда неприятным суровым и одновременно проницательным взглядом, проворчал:
– Мистер Кидд, я к вашим услугам, – и опять уставился в лежащие перед ним бумаги. – Отведите его в четвертую лейтенантскую каюту. Он освобождается от несения вахты, – распорядился капитан, не поднимая головы.
С трудом пробираясь между матросами, – одни суетились возле талей ворота и веревок, другие сворачивали парусину, а третьи складывали ядра, – они добрались до кормового люка.
– Боюсь, Том, мне придется оставить вас, дела. Я проведу вас до кают-компании. Уверен, капитан Тракстон захочет поговорить с вами, как только освободится.
– Рады вас снова видеть, лейтенант! – закричал какой-то матрос с румяным и открытым лицом, улыбаясь Джиндлеру и приветственно размахивая деревянным молотком.
– Спасибо, Дойл, – отозвался Джиндлер и, увидев приподнятые в недоумении брови Кидда, добавил: – Существенное отличие от королевского корабля. Не забывайте, здесь, на борту корабля, каждый человек доброволец на жалованье и, как всякий американец, он не обязан гнуть спину перед офицером.
Кидд не стал пререкаться, хотя про себя невольно подивился, насколько можно будет положиться в деле на этих матросов, когда от них потребуется безоговорочное повиновение.
Кают-компания была почти пустой. Чернокожий офицер с любопытством посмотрел на них и тут же вышел. Кидд посмотрел ему вслед. Совсем новенькая кают-компания еще не несла на себе никаких характерных для всякой кают-компании черт, хотя в воздухе явно витал какой-то не свойственный ей дух. Не совсем обычны были полировка деревянных панелей, наклон срединных окон и даже запах. Резкий и сильный запах шел от свежеокрашенных тимберсов, заметно отличались привычные кухонные запахи, и никакой трюмной затхлости.
Кидд подошел к транцам и обрадовался, здесь, как и на других судах, лежали всякие бытовые мелочи, присущие кают-компании. Он взял в руки филадельфийскую газету «Коммерческий вестник». Ожидая, когда освободится Тракстон, Том уселся возле одного фонарного окна и раскрыл газету. На ней не было желтоватой печати налогового сбора, и бумага была очень хорошего качества. Он быстро просмотрел передовицу, которая была целиком посвящена отчету, касавшемуся введению нового закона. Следующая страница оказалась более увлекательной и даже к месту: в большинстве местных новостей проскальзывала растущая неприязнь к Франции. Еще дальше шли объявления и реклама.
– Мистер Кидд? Вас просит капитан.
